Он плачет — а я ещё даже не понял, что произошло, не осознал, насколько же мне повезло. Мой мальчик спас меня. Мой мальчик прыгнул перед машиной ради меня. И в этот момент до меня доходит: я всегда считал, что люблю Макса больше, чем он меня. Но теперь я знаю правду. Он любит меня так же сильно.

Машина исчезает так же быстро, как появляется: водитель задним ходом выезжает из кустов и спешно даёт газу. Я успеваю увидеть только пушистые игральные кости, висящие на зеркале заднего вида — чёрно-белые, мохнатые, как бордер-колли. А мы с Максом остаёмся сидеть под звёздами. Мы смотрим друг на друга. На этот раз я даже не жалею, что не умею говорить по-человечески, потому что в такие моменты мы и так говорим друг другу всё, что нужно.

— Ты прав, — шепчет Макс. — Мы не должны убегать вот так.

Он помогает мне дойти до тротуара, и мы ждём, пока я отдохну. Когда я снова поднимаюсь, шатаясь, он говорит:

— Обещаю, тут недалеко.

Он ведёт меня через улицу, сворачивает на деревянный настил и плетётся к дому с гамаком и доской для сёрфинга. В горшках стоят синие цветы, на коврике — ботинки. Кто тут живёт? Стоит ли стучать в дверь посреди ночи?

— Здесь мы в безопасности, — говорит Макс.

С берега дует ветер и приносит молнию, которая разделяет небо напополам. Всё светится.

Макс стучит в дверь. Потом стучит ещё раз.

Дядя Реджи открывает.

— Макс? — удивляется он, протирая глаза. Он заглядывает за угол, его голова похожа на птичью. — Сколько сейчас времени? Где твои…

— Они разводятся, — выпаливает Макс. — Они разводятся, а я не хочу, чтобы нас разлучили с Космо, так что я взял его, и мы собирались сбежать, я даже пошёл на автовокзал, но не взял с собой воду и сырные крекеры, а Космо очень нравятся такие крекеры, а потом его чуть не сбила машина, а виноват был бы я… да, я виноват. Из-за меня он чуть не погиб, дядя Реджи. И я понял, что побег — это так глупо, и подумал, ну, подумал, что ты тоже здесь, мы увидели твой дом, когда шли, и…

Дядя Реджи подходит к Максу и обнимает его.

— Всё нормально, — говорит он. — Всё нормально. Теперь ты здесь… Ты цел?

Макс кивает.

— Уверен? — спрашивает дядя Реджи.

— Уверен.

— Космо тоже в порядке?

— Да, но не благодаря мне, — шепчет Макс.

Я не совсем понимаю — он же спас мне жизнь. После этого мы все долго стоим неподвижно. Потом дядя Реджи отпускает его, и мы идём на заднюю веранду. С неё видно болото, луна освещает высокую траву. В небе сверкают новые молнии.

— Приближается гроза, — говорит дядя Реджи и убирает руки в карманы. — Мне, конечно, очень не хочется этого говорить, но ты же знаешь, что я должен позвонить твоим родителям? Если они проснутся и не найдут тебя, то до смерти перепугаются.

Макс опускается в шезлонг и набрасывает на плечи потрёпанное полотенце. От него пахнет стыдом — а ещё он очень, очень устал и даже не может держать голову.

— Но мне обязательно уходить? Мы не можем с Космо пожить у тебя?

Дядя Реджи задумчиво кивает.

— Посмотрим, что я смогу сделать.

Он уходит в дом, и начинается дождь — совсем небольшой, его пока можно терпеть. Макс вытягивает руки и ловит капли. Он высовывает язык, его тёмные волосы вьются. Дядя Реджи возвращается с коробкой пончиков в руках.

— Осталось кое-что, — говорит он. — В такое время пончики помогают так, как могут помочь только пончики. Так говорил командир моего взвода. Ешьте.

Мы едим; Макс отламывает зачерствевшие кусочки и скармливает их мне.

— Я позвонил твоей маме, — говорит дядя Реджи. — Она говорит, что можешь остаться у меня до утра, если хочешь — и если обещаешь больше никогда не выкидывать ничего подобного. — Он садится в ближайшее кресло. — Твои родители молодцы. Очень хорошие, Макс. Я не знаю всех подробностей, но я точно могу сказать, что они не хотят сделать больно тебе или Эммалине. Ни в коем случае не хотят.

— Мы даже не… — говорит Макс. Его голос срывается, вдалеке бьёт молния. — Мы даже не дотянули до соревнований по танцам. Они должны были увидеть нас, прежде чем всё это произойдёт. Мы должны были выиграть, а они — увидеть нас в кино.

Дядя Реджи не совсем понимает, что имеет в виду Макс — по крайней мере, не так хорошо, как я. Но тем не менее он наклоняется вперёд и берёт Макса за руки.

— А кто сказал, что они не смогут? А ещё ты провёл много времени с Космо. Ты побыл с лучшим другом. Понимаешь, как это замечательно? Я бы отдал почти всё, что угодно, чтобы провести ещё хоть один день — всего один — с моей собакой Роузи. Мы через столько вместе прошли. Честно, я каждый день благодарю бога за то, что вы встретили меня в аэропорту, потому что, когда я вышел из самолёта без неё, я думал, что лопну от тоски.

После этого у Макса снова текут слёзы — и я пытаюсь забраться к нему на колени. Да, пусть даже я такой тяжёлый и такой усталый. Я дёргаюсь и ёрзаю, кладу голову ему на плечо, кресло скрипит под нашим весом. Он откусывает ещё кусочек пончика и откладывает его. Я вижу, что он не очень голоден, и я тоже. Половина моего кусочка осталась лежать на крыльце.

— Мне жаль, — наконец шепчет Макс. — Жаль, что так вышло с Роузи. Я точно так же отношусь к Космо, и поэтому… я не хочу больше участвовать в соревнованиях по танцам.

Дядя Реджи выпрямляется.

Слёзы текут по щекам Макса, собираются в уголках рта.

— Мы потратили всё это время… чтобы показать, что нас нельзя разлучать… а я почти разлучил нас навсегда. Да, я. Космо чуть не погиб. А я просто не могу… Я не хочу ничем рисковать, никуда идти, я не верю, что смогу придумать что-нибудь хорошее. Это я хотел участвовать в соревновании, а не Космо. Я просто потащил его за собой.

«Неправда!» — говорю я ему, вздрагивая на кресле. Я всегда хотел танцевать.

— Космо было очень весело на тренировках, — говорит дядя Реджи. — А сегодня произошёл несчастный случай. Ты любишь этого пса. Но я не совсем понимаю, что ты имеешь в виду. Что значит «показать, что нас нельзя разлучать»?

Максу словно грязь набилась в уши. Он говорит и говорит, растерянный, всё более срывающимся голосом.

— Я понимаю, что звучит по-дурацки, но я так думаю. Я не могу… Я не могу гарантировать, что он не пострадает. По крайней мере, если он останется с Папой, я смогу с ним видеться. А вот всё это… я не могу.

Дядя Реджи прикусывает щёку.

— Ты уже достаточно взрослый, чтобы сам принимать решения. Но я надеюсь, что ты передумаешь.

— Нет, — отвечает Макс. И больше этой ночью он не произносит ни слова.

На следующее утро Макс молча съедает хлопья на завтрак. Мы возвращаемся в пляжный домик. Там его обнимает Мама, потом Папа. Он молча собирает чемодан. Когда начинается прилив, Папа запирает пляжный домик и бросает ключи в почтовый ящик. Мы впятером едем по почти пустым дорогам и смотрим, как из-за домов поднимается солнце. На полпути назад Макс упирается лбом в складки на моей шее, и дальше мы едем именно так.