Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Петтер… – повторила я нежно.
Он глядел на меня не отрываясь. Его сердце под моей ладонью отчаянно колотилось. А я чувствовала себя совсем юной и чуточку сумасшедшей.
– Госпожа… Мирра, – выдохнул Петтер. И, конечно, не выдержал: прижал меня к себе, ласково поцеловал в губы… И замер, будто ожидая пощечины.
Я усмехнулась и поцеловала его сама…
Спустя некоторое время я обнаружила себя прижатой к лаковому боку автомобиля. Колени мои подгибались, голова кружилась. А дождь… боги, какая мелочь!
– Петтер! – позвала я. Меня била дрожь, и вряд ли от холода, хотя шуба на мне оказалась расстегнутой, как и блузка. От юноши веяло таким теплом, что сама мысль о холоде казалась нелепой.
– Да? – Он взглянул на меня шальными темными глазами, чуть отклонился.
Наркотически сладкий жасмин пел свою арию, заставляя забывать обо всем. Но тонко-тонко, как комар, тревожно звенел лайм.
– Давайте переберемся на заднее сиденье, – предложила я. – Здесь неудобно.
Глаза его вспыхнули, как электрические фонари, однако благородство пересилило.
– Госпожа… Мирра, – кажется, Петтер лишь теперь до конца понял, что происходит, и пытался совладать с собой. – Не надо. Вы ведь… вы будете жалеть!
– Вас нужно уговаривать, Петтер? – удивилась я, касаясь пальцами его припухших губ.
Он судорожно вздохнул.
Уговаривать не пришлось…
На узком сиденье вдвоем было не слишком удобно, хотя Петтер заботливо подстелил шубу, и к тому же тянуло холодом из приоткрытого окна.
Однако меня переполняли расслабленность и довольство. Куда и девалась утренняя глухая тоска!
Тягучий янтарный аромат амбры и ванили, оттененный радостным звонким мандарином, окутывал меня оранжевым теплом.
Петтер не отпускал меня ни на минуту – лаская, касаясь, целуя. Он словно боялся, что все это окажется сном, и торопился досмотреть до конца чудесную грезу.
– Мирра, – проговорил он вдруг негромко, ласково убирая упавший мне на глаза локон. – За что вы ему мстите?
– М-м-м? – не поняла я. Хм, у юного любовника есть свои несомненные плюсы…
– Ну вы же за что-то мстите полковнику. – Петтер даже отстранился. Надо думать, лицо мое выразило удивление, потому что он усмехнулся как-то очень по-взрослому. – Мирра, я же не дурак. И не верю, что вы просто так… – он запнулся, подбирая слова, – пришли ко мне.
– Петтер, – мягко произнесла я, ероша его темные волосы. Пахло от него совсем иначе, чем от Ингольва, и вообще все было иначе. Это ощущение новизны (а ведь я прожила замужем тринадцать лет!) заставляло меня чувствовать себя пьяной от любви девчонкой. – Не надо.
– И все-таки, почему? – спросил Петтер, очерчивая пальцем мою грудь. Хм, нужно сделать ему крем от мозолей…
Резковатый аромат эвкалипта давал знать, что Петтер не отступится.
Я вздохнула (вот настырный!) и пошевелилась, устраиваясь поудобнее.
– Могу я просто ощутить себя женщиной? Не ценной вещью, не добычей, не грелкой для постели… – Голос мой дрогнул.
– Мирра? – Петтер встревоженно заглянул мне в лицо. – Что случилось?
Я только помотала головой:
– Ничего.
– Вы ведь… ни с кем и никогда. – Прозвучало это не как вопрос, а как утверждение. Он покраснел, как мальчишка (хотя почему «как»?), и отвел взгляд. – Ну, кроме господина полковника.
– Откуда вы знаете? – не сдержала любопытства я.
– Я же не слепой и не глухой. – Он дернул плечом. – О вас ничего такого даже не говорили. И что, я не вижу, что ли?
Мне стало смешно.
– Какой вы проницательный! – иронически проговорила я, проводя пальцами по его виску, щеке. – Справки наводили?
– Мирра! – Он перехватил мою руку, серьезно заглянул в глаза. – Не нужно. Я же люблю вас!
– Петтер… – Я предпочла «не услышать» признание, которое сорвалось с его губ так же легко, как лишняя капля из пузырька с маслом. – Какое вам дело? Не надо вопросов.
И потянулась к нему. Он ответил на поцелуй, но хмурая морщинка между бровей не разгладилась…
Бессонная ночь не прошла даром, и в какой-то момент я попросту выключилась.
Открыв глаза, я не сразу поняла, где нахожусь и что со мной. Кожаный, древесно-амбровый аромат, крепкие мужские объятия, мягкий мех под спиной…
И только встретившись взглядом с Петтером, вспомнила все.
– Проснулись? – шепнул юноша, целуя меня в уголок губ.
По стеклам машины стучал дождь, надсадно завывал ветер.
– Да, – откликнулась я, пытаясь разобраться в каше чувств и ощущений. Все вперемешку: ванильно-бензойная расслабленность и лимонное смущение, шоколадное удовольствие и камфорно-перечный стыд. Так и не разобравшись, я поинтересовалась наигранно-беспечным тоном: – Который час?
– Около двенадцати, – ответил Петтер, бросив взгляд на запястье. Он был абсолютно голый, но не снял часы, и почему-то это заставило меня покраснеть.
– Вы не замерзли, Петтер? – спросила я, стараясь скрыть замешательство. Смотреть на него было… неловко?
В одном Петтер был прав: я никогда («Никогда раньше!» – поправила я себя) не изменяла мужу, так что понятия не имела, как держаться с любовником.
– Не замерз. – Петтер пошевелился, разжал руки. Спросил, не глядя на меня: – Уже жалеете?
– Нет, – ответила я, сама не зная, правду ли говорю.
Отвернувшись, я принялась приводить в порядок волосы. Половина шпилек потерялась, так что пришлось вынуть и остальные.
– Ясно, – проронил Петтер, собирая разбросанную одежду. От него повеяло горьковатым ароматом горящих листьев. Сожаление? Разочарование?
Одевались мы в молчании – неуклюже, путаясь в рукавах и пропуская пуговицы.
И так же молча возвращались в Ингойю. Петтер мчал вперед, почти до хруста сжимая руль. Я же делала вид, что пристально смотрю в окно.
Неловкость словно припорошила пеплом все, что между нами было.
Петтер резко затормозил возле «Уртехюса».
– Приехали, госпожа Мирра, – глухо сообщил он, глядя прямо перед собой. Пахло от него кедром и крепким чаем. Упрямство.
И снова это «госпожа», хотя мы были одни.
Я глубоко вздохнула, пытаясь сообразить, что сказать. И не нашла ничего лучше, чем:
– Спасибо вам, Петтер.
– За что? – Он усмехнулся, но как-то криво, невесело. Затем повернулся ко мне. Глаза его странно блестели.
– За все. – Я сделала неопределенный жест рукой. И отвернулась, не в силах выносить его пристальный взгляд. Потянулась к двери, пробормотала поспешно: – Спасибо. Я пойду.
– Мирра! – Петтер порывисто схватил меня за руку.
– Да, Петтер! – Я заставила себя посмотреть ему в глаза. Или это он притянул мой взгляд?
Темные волосы встрепаны, губы упрямо сжаты. И запах – резкий, с нотами скипидара и остро-сладкого имбиря.
– Не смейте жалеть, слышите? – Петтер говорил тихо, но в голосе звенел металл. – Можете меня ненавидеть. Только не жалейте о том, что у нас было!
А меня вдруг обуяла злость. Почему он считает, что мне легко?!
– Прекратите! – потребовала я резко.
Он бессильно уронил руку, отвернулся.
– Извините.
Петтер выскочил наружу. Хлопнула дверца, и