Что же я наделала?! И как сложно разобраться в собственных чувствах! Вина, горечь, пронзительная нежность, стыд… Горько-сладкий коктейль, в который щедро добавили льда безнадежности.

Любопытный взгляд проходящего мимо лавочника заставил меня очнуться.

«Уртехюс», мое надежное логово, был тих и мрачен. Хлопала от ветра форточка, которую я забыла притворить вчера, пахло влагой и пролитым кофе…

В комнате как будто стало тесно, и весь мир казался мне большой тюрьмой.

Заперев дверь, я опустилась в кресло, обхватила себя за плечи и закрыла глаза.

Смешно. Раньше можно было считать себя несчастной овечкой, которую обижает муж. Собственно, так оно и было, но… Теперь я ничем не лучше Ингольва.

Что ж, за все нужно платить. Зато прошлая ночь словно покрылась патиной, отступила в прошлое.

Я поднялась, бездумно сварила крепкий кофе, отпила глоток и провела пальцем по теплому боку чашки. Зерна мне подарил Петтер. И теперь напиток словно пропитался его запахом: к чуть горелому аромату кофе примешивалось древесно-пряное благоухание ветивера. И в памяти разом всплыли ощущения: жесткость щетины и нежность пальцев, запах волос и вкус кожи…

Со стуком поставив чашку на стол, я с силой потерла виски. Глупости! Это просто шок. Наваждение…

Решив, что ненужные мысли проще всего прогнать работой, я принялась за дело.

Для начала сварила «денежное» мыло. На «настое» монеток, с эфирным маслом пачули и соблюдением прочих «важнейших ритуалов». По правде говоря, сама я твердо уверена, что без труда никакое волшебное средство не поможет. Но если в людей такие средства вселяют уверенность, то почему бы и нет?

Растениям вообще с давних пор приписывали мистические свойства. Тут и приворот с помощью руты, и заклятье на верность с любистком, и ограждающие от зла чары гвоздики… Сложно сказать, что из этого работает. Зато я твердо знаю, что толика волшебства не повредит. Пусть это даже ничем не обоснованная вера в чудо…

К счастью, меня не тревожили. Один раз кто-то робко поскребся в запертую дверь, однако настаивать не стал – потоптался несколько минут и ушел. Сочтя, что леденцы проявили бы большую напористость, я пожала плечами и вернулась к мылу.

Видеть никого не хотелось, и вообще не хотелось ничего. Ни кофе, ни сластей, ни даже масел…

Из «Уртехюса» я вышла, только когда до ужина осталось четверть часа. И замерла на крыльце.

Дождь давно закончился, сквозь тучи даже проглядывало солнце. Наша улица, в обычное время тихая и малолюдная, сейчас наполнилась шумом и голосами. Горожане, обрадованные редкой хорошей погодой, дружно решили прогуляться. Тут же бойкие торговки продавали пирожки, горячее имбирное пиво и конфеты, сновали цветочницы, перекрикивались леденцы…

Как чудесно было бы гулять вот так – с мужем и детьми, покупать лакомства, болтать о пустяках. У меня никогда этого не будет, разве что Ингольву потребуется изобразить крепкую семью. И от этого хотелось плакать.

Я вернулась в «Уртехюс», надела аромамедальон, в который щедро накапала масел нарда, мускатного шалфея и сандала. Вдохнула густой сладковатый аромат, поправила волосы… И, стараясь ни о чем не думать, отправилась домой.

Дверь мне открыла молоденькая девчонка, в своем сером форменном платье похожая на воробышка. Пахло от нее лавандой и ромашкой – спокойствием и трудолюбием.

– Здравствуйте! – приветливо сказала она, глядя на меня из-под густой челки. Голосок у нее оказался под стать внешности: высокий и звонкий. – Вы к кому?

Я на мгновение оторопела, а потом сообразила:

– Вас только прислали из агентства?

– Да. – Девушка неуверенно сделала книксен, явно стесняясь спросить, кто я такая.

– Я госпожа Мирра, – сжалилась я над ней. – Жена хозяина дома.

– Жена?! – Голубые глаза округлились. – Но господин Бранд сказал, что не женат!

Я несколько принужденно улыбнулась. Надо думать, свекор намеренно внушил новой горничной, что особняк принадлежит ему.

– Хозяин дома – полковник Ингольв, сын господина Бранда. А я жена Ингольва. Простите, может быть, вы позволите мне войти?

– Да, конечно! – Девушка испугалась, сообразив, что наболтала лишнего. Торопливо посторонилась, снова сделала книксен. – А я – Ринд, госпожа. Простите, госпожа!

– Ничего, – рассеянно отозвалась я, оглядываясь. – А кто дома?

– Господин Бранд и господин Петтер! – добросовестно доложила девушка, слегка покраснев. От нее повеяло нежным ароматом майской розы, и меня захлестнула боль. Совсем недавно Уннер так же очаровательно розовела при имени Петтера.

– Благодарю, Ринд! – прохладно откликнулась я. – Вы можете быть свободны.

Девица испарилась, а я с тяжелым сердцем отправилась в столовую…

К ужину мой благоверный снова не явился, так что трапезничали мы втроем: я, Петтер и свекор. Сидеть за одним столом с юношей после всего произошедшего было неловко, но мне ничего не оставалось, кроме как изображать спокойствие.

И разумеется, господин Бранд желал поделиться впечатлениями о последних событиях, с воистину слоновьим безразличием не замечая, как неприятна эта тема сотрапезникам.

– Вот додумалась же, мерзавка! – экспрессивно размахивая куриной ножкой, возмущался он. От него изрядно попахивало портвейном, так что в причинах говорливости (и пренебрежения манерами) можно было не сомневаться. – Надо же ей было это проделать у нас под носом! Надумала сдохнуть – так иди сразу в канаву и делай с собой что хочешь!

Мы с Петтером угрюмо молчали, глядя каждый в свою тарелку, а господин Бранд живописал, как, должно быть, билась в конвульсиях Уннер. И это прямо на пороге нашего дома! От смакования тошнотворных подробностей ком стоял в горле, а жадное любопытство Сольвейг, которая внимательно прислушивалась к рассказу, вызывало омерзение.

Представляю, каково было Петтеру это слушать!

Юноша казался странно повзрослевшим, будто сегодняшний день состарил его лет на пять. Он ел не поднимая глаз, и боль выдавал только запах – холодная полынная горечь и раскаленный металл.

Наконец я не выдержала: отложила столовые приборы, стремительно поднялась.

– Благодарю, я сыта. Поднимусь к себе, голова болит. Спокойной ночи!

И стремительно вышла…

Ванну этим вечером я принимала дольше обычного. Нард, роза и лаванда сняли боль и навеяли сонливость, но душевного успокоения не принесли. Выбравшись из воды, я накинула халат и прошла в спальню.

И первое, что увидела, – Ринд, стоящую на коленях у стены. Не замечая меня, девушка что-то сосредоточенно делала, и я, приблизившись на цыпочках, заглянула ей через плечо. Ринд зачем-то запихивала в розетку клок ваты.

– Что вы делаете?! – удивилась я во весь голос.

Ринд дернулась, вскрикнула, испуганно обернулась…

– Госпожа Мирра! – придушенно выдохнула она. – Ой, простите! Я просто…

– Просто – что? – уточнила я, подняв брови. Неужели девица пыталась навести порчу?

– Я затыкала розетку на ночь, – пискнула Ринд. – Ну, чтоб электричество не вытекло!

Слово «электричество»