и появись прямо из этой рощицы. Шли на меня на полном ходу, я кольцо повернул, гранату кинул, попал, потом наши подошли. Но что сделает пехота, когда колонна идет? Но пары машин немцы лишились. Привели меня, значит, в расположение и по законам военного времени решили расстрелять.

– Решили, что ты струсил и поэтому на дерево забрался? – Семен даже не удивился. Подобных историй он слышал десятки.

– Да. И был там паренек один. Лейтенантом я был раньше. И звали меня по-другому. Захочешь – скажу, но нет больше того летехи. Сняли с меня там под Ржевом погоны, расстреляли перед забором. В доме, где мы тогда разместились, помню, синие такие ставни были. Я на них смотрел, стоял и думал: «Ну вот и все. Пожил». К нам буквально за неделю до этого прибыл парень. Молодой такой, ушлый, как ты. Все смотрел, слушал, говорил мало, но каким-то образом всегда рядом оказывался. Нас там в этой деревне три взвода стояло. Вот представь, именно ему командир и поручил меня расстрелять. Он там очень хотел перед Центром выслужиться и показательно расстрелять труса. И решил, что он стратег великий. И поэтому казнить меня должен был кто-то сторонний. Он сам предложил. Как потом выяснилось, это была его идея, а не командира. Выстрелил, я упал, он подошел ко мне и шепнул: «Лежи тихо. Я потом за тобой приду».

Оттащил меня за ноги в сарай, куда мы своих убитых складывали. А потом ночью пришел, шинель мне дал, руку перевязал. Он мне выстрелил в плечо и как-то так быстро все провернул. Сказал лежать спокойно, утром они уйдут. А потом идти по дороге к следующей деревне. Документы мне даже дал. Я так и не понял, чьи они, но сделал все, как он велел. И вот теперь я Афанасий Федорович, сижу перед тобой. Из ваших он был.

– Из наших? – Семен даже не стал изображать непонимание. Просто решил подождать.

– Смершевец, как ты. – Афанасий затянулся с таким вкусом, что Семен даже ему немного позавидовал, что сам не курит.

Семен кивнул:

– Да.

– Задание какое или инициатива, так сказать?

– И то и другое.

– Вас сюда закинули несколько групп, – сказал сам себе Афанасий Федорович.

– И много ты нас тут видел?

– Живым тебя одного.

Семен посмотрел на Афанасия Федоровича очень и очень внимательно. Так, что если бы перед ним был простой гражданский, то такого взгляда он бы не выдержал.

Афанасий Федорович посмотрел на него чуть насмешливо.

– Рассказывай, – потребовал Семен. – Не под запись. Просто и коротко.

– Тамара не знала, кто ты. Поэтому и не рассказала тебе. Сразу после войны, в декабре сорок пятого это было. Тогда начали летать самолеты до Девау и Истенбурга. Ночью нам привезли три трупа. Мы не успели ничего сделать, Тома только быстрое обследование сделала, даже и говорить мне не хотела, говорила, что не мое пока это дело. В общем, их забрали через час. Все они были из СМЕРШа. Искали шпионов, а они нашли их. Или он.

– Как их убили? Документы ты видел?

– Не видел, Тамара только сказала.

– А какого рода ранения?

– Огнестрельные. И тоже из ТТ. Одного убили так же, как парня твоего, в спину, а двоих других, кажется, в голову, и были множественные в живот. Но вспомнил я то дело, как увидел этого парня. Говорили, что они вроде бы как должны были на нашем заводе работать. И еще каких-то шишек должны были сопровождать, тебе виднее, чем вы там занимаетесь. Слухи разные по городу потом ходили, но только как поубивали их всех, как ножом отрезало. Замолчали все. А потом говорят, что на заводе «Шихау» этом, будь он неладен, сразу несколько несчастных случаев произошло. Кто сам упал с верфи вниз, кого затянуло в механизм какой-то хитрый.

– У нас разные группы, и у каждого свое задание, – отозвался Семен. – Так. Значит, была еще одна группа, еще что ты слышал?

– Что вся группа убита.

Больше о той группе Афанасий Федорович ничего не знал, да и пришла как раз Магда.

Первое, что попыталась сделать уборщица, когда увидела в зале Семена, – убежать. Конечно, она не бросила на пол тряпку и ведро и не кинулась к двери. Нет, но она испытала страх. Изможденная женщина сделала шаг назад, уперлась спиной в стену, и было видно, что пока она не переживет этот страх, Семен от нее ничего не добьется. Пока она металась, он уже успел отметить, что вокруг губ женщины стали появляться пятна. Как и на пальцах.

– Подожди, не бойся, – обратился он к ней по-польски, – я не сделаю тебе ничего плохого. Тамара рассказала мне, что ты знаешь о больных ангиной людях. С черными ртами и пальцами. Тамара умерла, мы хотели пожениться. Я хочу помочь. С такими же следами, как у тебя. Ты же тоже больна, значит, тебе нужно в госпиталь.

Он специально говорил так. Чуть сбивчиво, добавил волнения, грусти в голос. Афанасий понимал, о чем говорит смершевец, но и то посмотрел на него с восхищением. Ишь, как вертит, как играет, шельмец.

– Давай попьем чай, и ты расскажешь мне что помнишь, – предложил Семен.

Как-то незаметно на столе появился колотый сахар, сало, грубый, но все же хлеб, а не сухари. Жесткий, конечно, как подметка, но вкусный невероятно. Афанасий Федорович быстро, так, словно делал это всю жизнь, сообразил чай. И вот уже они сидели в круге света настольной лампы за столом. Полька жадно ела, и мужчины не мешали ей. Пусть сначала поест.

– Много раз уже были такие смерти. Мой муж работал в порту. Там есть два хранилища.

– Зерна?

– Нет, не зерно. Это мука. Белая, хорошая мука. Много тонн, ее готовили к отправке, я не знаю куда, знаю, что она была не для местных. А потом ее оставили, чтобы, когда сюда прибудут первые переселенцы, везде был хороший хлеб. Жители города раньше, еще до войны, очень хорошо умели делать хранилища для консервации продуктов. Мука, зерно могли очень долго лежать. Мясо, овощи, фрукты, все лежало долго. Даже молоко!

Полька округлила глаза, говоря про молоко, и стало ясно, что именно оно и было ее мечтой сейчас.

– Ты знаешь, какой это из складов?

– Третий по счету от моста. Так говорят. Подход к нему завален. Там еще понтоны старые лежат вокруг него. И снаряды неразминированные. Порт очень сильно бомбили, опасно ходить. Но недавно на черном рынке у Королевских ворот появилась белая мука. Месяца четыре как. И много кто стал