Май 1609 года

От галичан Жеребцов знал, что в Костроме засел пан Лисовский, все церкви ограбил, из купцов всю деньгу повытряс. А кто ему противился – всех страшной смерти предал.

На подходе к Костроме к Давыдову войску пристали галичане, унженцы, кологривцы, парфеньевцы, судайцы да сами костромичи, что до того успели бежать. Часть народу посадили на лодьи да челны и, как встарь, – судовой ратью – по реке Костроме отправили.

Поляки, хозяйничавшие в городе, не ожидали появления сильного отряда. Сопротивлялись, затворившись в крепости, отбивались из Богоявленского монастыря, но не удержались и ударились в бегство. Многих на месте порубили, но иные во главе с воеводой Вельяминовым, что поставлен был Тушинским вором, добрались до челнов и, спеша, через реку Кострому переправились – заперлись в Ипатьевском монастыре. Даже город не успели подпалить – слава Богу за это! И всё награбленное бросили.

Костромичи встречали войско Жеребцова как чудо. На радостях купцы поднесли чарку серебряную, золотом наполненную. Золото то Давыд Васильевич сразу в дело пустил – верных людей за порохом послал. Без него никак. А монахи Богоявленского монастыря отслужили благодарственный молебен в честь избавления.

Но рано торжествовать! Посадские, кто видел, сказывали – сам Лисовский бежал из окна терема без порток, да к Волге кинулся, успел переметнуться на другой берег. Там, в Шуе, Плёсе и Суздале, стояли его роты. Жди оттуда подвоха.

Так и сталось: пан Александр с тремя ротами подошёл на правый берег Волги повыше Костромы. Однако мужики отвели все лодки – переправиться было не на чем. Лисовчики поскакали вдоль берега вверх по течению, захватили несколько лодей. Из крепости неотрывно следили за врагами. В ночи, когда те попытались переправиться, на левом берегу вспыхнули высокие костры, осветили чёрную воду, и пушки ударили по реке. То ли пушкари так хороши, то ли случай подсобил – но попали в одну лодью. В воде раздавались крики, но недолго – вооружённые, одетые для боя жолнёры тонули. Прочие лодьи спешно разворачивались.

Ни Жеребцову за унижение отомстить, ни своих из-за стен Ипатьевского монастыря вызволить – так и пришлось идти Лисовскому несолоно хлебавши.

Ипатьевский монастырь при впадении полноводной Костромы в Волгу Давыд Васильевич знал назубок: приходилось там бывать. Мощные стены с пятью башнями при Годунове достроили.

Жеребцов обложил крепость со всех сторон. Собрал в городе, на воеводском дворе, всех городских старшин и долго расспрашивал каждого о том, где и что приключилось. Отправил назад, в Тотьму, пришедшего с ним Груздя – архангельского человека, дабы поджидал своих и по пути довёл до них, как и что. Тотьмы-то они точно не минуют, до неё по воде им добираться придётся – нелегко, как лёд сойдёт – так против течения и тронутся.

Допросил двоих пленных лисовчиков – у них выведал про заставы и послал людей на Москву в обход застав – узнать обстановку. Да по Волге вверх и вниз люди побежали – наобум действовать нельзя, надо наверняка бить. А пока все в разгоне – мышей в мышеловке передавить надо.

К середине месяца пришла радостная весть: прибыли водой ярославцы, торжествовали: паны Будила и Микулинский, осаждавшие город, отскочили от Ярославля – причиной тому выступление из Новгорода воеводы князя Скопина-Шуйского с шведской подмогой и новгородским ополчением. Не по нраву пришлась полякам такая новость.

Но не по нраву пришлась она и Жеребцову: пошто против новых врагов старых звать? Али они друг другу не товарищи? Неужто всё так плохо? Неуж измена столь глубоко угнездилась, что шведы друзьями стали?

Слушал Давыд Васильевич тех, кто утёк из городов, присягнувших вору, не желая крест неправедно целовать. Слушал о бесчинствах и насилиях, о разорении и пожарах.

Коли такой грабёж да разбой по всей земле русской, что же с его дочерьми?

Пока не время действовать. Полая вода – она не пустит, надо дать земле обсохнуть, обветриться, тогда и выступать. Да выведать, что там со Скопиным-Шуйским, кого ведёт да сколько? Да каким путём двигаться будет?

Среди пришедших к нему ополченцев отыскались три мужика из-под Борисоглеба, из деревни Лодыгино, что принадлежала Троицкому монастырскому хозяйству. Они похвастались, что запрятали посевной хлеб далеко в лесу, так, что поляки не отыскали. И скотину туда же, на остров в болоте, по зиме загнали. Только вот незадача: как её теперь оттуда вернуть – неведомо. Да может, и пусть пока там живёт: по всей земле ляхи шарят, приведёшь домой – угонят да сожрут. Как деткам без молочка?

Жеребцов остановил сетования мужиков, спросил, тверды ли они во Христе. Мужики истово перекрестились. Тогда Давыд Васильевич велел им пробираться в обитель и сообщить игумену Иоасафу, что будет ему помощь. Как спадёт вода, как соберутся русские силы – так и отправится он на выручку. А сейчас пока лодок надо побольше – через Волгу переправиться, да ружей, да пороху – кто по дворам зелье готовит, пусть на продажу везут! Порох теперь дороже золота.

И ещё послал воевода Волгою троих костромских стрельцов во главе с сыном боярским – дойти до Твери, там подняться Тверцою да встретить Скопина-Шуйского с войском, о коем молва идёт, да разузнать, что за люди иноземные у Скопина в наёме, каково у них оружие. Да что деять замыслили.

17 мая 1609 года

Троице-Сергиева обитель

Фёдор Карцов, проверяя ночной караул, прислушался: будто кричали у Каличьих ворот. Замер: нет, всё тихо. Потом опять крик – будто Гаранька, каменотёс, кричит. Вроде его голос. Ах, проныра! Неужто вернулся?!

Старшина побежал к воротам. Караульщики спали – оно и понятно, мор всех усыпит.

Сунул в бок одному, другому, рыкнул – проверьте, кто там!

Откликнулись – они: троицкие каменотёсы Шушель Шпаников да рыжий Гаранька. С месяц назад али больше – Фёдор потерял счёт времени – были посланы они к келарю Авраамию с письмом – и вот возвернулись.

Отворились ворота.

– Долгонько вы!

Маленький седой Шушель с тихим смешком отвечал:

– Тише едешь – дальше будешь. Туда все заставы обошли – нигде не попались. А уж обратно ждать пришлось, когда вода спадёт. Больно разлив нонче силён. На что Талица мала – а и та все мосты посносила.

– Ты, дядька Фёдор, не ругайся, не бранись! – скороговоркой затрещал молодой Гаранька. – Мы бы мигом обернулись. Да ведь эсколь в ямах лежать пришлось, пока день пережидали. Вся одёжа пропала, да мы сами – что жижа болотная! Как лешаки пред очами келаря явилися!

– А куда спешить? – бормотал Шушель. – К чёрту