Напрягшись еще сильнее, я повернул голову и уставился на запертую дверь.

— И что же там? — спрашиваю я.

— Иди и посмотри.

За дверью оказалась тесная комната. На полу пыльный коврик, на котором красовалась кривая тень от оконной рамы. Справа у стены шкаф, слева — сколоченная из досок кровать. Накрывшись серым одеялом, кто-то лежал, неподвижно.

— Хозяйка?

— Хозяйка.

Замечательно. Просто охуенно! Хозяйка — соседка, еще и мертвая.

Я скинул одеяло. Старушка, лет семидесяти, с длинными седыми волосами лежала на боку, уткнувшись лицом в стену. Красивая. Кожа гладкая и синяя, как медуза. Когда сердце замирает навечно, тело умирает. Вы полностью расслабляетесь. Расслабляются все мышцы. Ноги становятся похожими на трубы, руки — на ветки. Мышцы лица скидывают с себя весь груз, который олицетворял вашу внешность. Ваше лицо — больше не ваше лицо. Вы больше не принадлежите себе. Каждый расслабившийся мускул стёр вашу чёрточку лица. Словно художник стёр ластиком черты лица со свежего рисунка. Кожа гладкая, ровная, как у младенца. На лице нет стресса, нет боли, нет страха. Больше нет горя.

Нет лица.

Перед сном женщина даже не стала переодеваться. Ей было настолько наплевать, что она легла спать в чём была. Она накрылась одеялом и заснула. Умерла, избавившись от страшных мыслей о своём ребёнке.

Горе убивает. Факт.

Глядя на всё это, мне захотелось жрать еще сильнее. Порывшись в ящиках кухонного буфета, кроме гнилых овощей я больше ничего не нашёл. Тут либо с голодухи помирай, либо в люди иди. Голод — двигатель жизни. И куда без него. Пересидеть не получится. Факт.

Когда мы лазили по улицам деревеньки в поисках нужного нам дома, я приметил на центральной площади что-то похожее на рынок. Множество палаток и шатров, стоявшие ровными рядами.

Деньги! С пустыми руками нет смысла идти. Воровать я еще не готов. Не настолько голодный. И тут я кое-что вспомнил.

Я хлопнул по карманам штанов и улыбнулся. Запустил трясущуюся ладонь в карман и быстро выудил кожаный мешочек кудрявого. Развязал узелок и высыпал содержимое на стол.

Блядь!

Пиздец!

Здесь не было золотых монет, грёбанных серебренников или еще какой либо хуйни, представляющей хоть какую-то ценность. И что это вообще такое? Сразу и не разобрать…

Я взял один из шести круглых предметов, размером с пивную пробку. На вид — монета, но присмотревшись… Охуеть! Это шутка какая-то?

Сосок. Всего шесть сосков. Да-да. Это оказались человеческие соски, сушенные, как вобла. Твердые и шершавые. Такого изврата даже я себе представить не смог бы. Лучше бы это оказались пивные пробки!

Я, конечно, могу допустить, что соски здесь ходовая валюта, но это же полный пиздец! У меня миллион вопросов, ответы на которые я смогу найти только на улицах этой странной деревеньки. Ну и влип я.

Собрав сосочки обратно в мешочек, я уже собирался выпорхнуть на улицу, но усталость и грязь меня тормознули. Да и крыски, как заботливые родители, сразу же мне указали на мой неопрятный, слегка диковатый вид.

Спору нет.

Нужно привести себя в порядок, переодеться, и немного поколдовать над внешним видом. Чует моё сердце, что меня уже хватились. И может даже ищут во всю, опрашивая уличных зевак.

Ну что же, хозяюшка, вы не будете против, если я пошарю в вашем гардеробе?

Глава 13

На удивление в доме было прохладно.

Кондиционером тут и не пахло, но сквознячок, задувавший сквозь разбитое стекло над столом, приносил свежий воздух. В большой комнате еще можно было дышать полной грудью, но хозяйка в своей комнате уже успела подпортить воздух, от чего копаться в её вещах было тем еще испытанием.

Вытаскивая с полок вещи, я посматривал на женщину. Мне стало интересно: а что если я залезу к ней в кишки? Какой будет эффект? Смогу ли я получить поток воспоминаний? Не сдохну ли в холодных вздувшихся кишках, забитых скисшим перегноем? Ну, тут не проверишь — не узнаешь. Забавно конечно, но живём один раз…

Я присаживаюсь на кровать рядом с женщиной. Второй день она смотрит в стену закрытыми глазами. Второй день её холодная щека лежит на двух ладонях сложенных лодочкой. Она словно продолжает мирно спать, видеть сны. Видеть кошмары. И бесконечно плакать, заливая подушку слезами.

Всё хорошо, ад прекратился.

Ушла боль.

Я беру её за плечо и поворачиваю к себе лицом. Окоченела. Ладони так и прижимаются к лицу, словно их приклеили на суперклей. Лицо как у куклы. Да и вся она похожа на пластиковую куклу, при изготовлении которой случайно добавили синий пигмент.

Я провожу пальцем по губам. Холодные. Твёрдые. Нажимаю, и вижу, как под моим пальцем кожа становиться белёсой, разгоняя синеву в разные стороны. Похоже на игру с пластилином. Я убираю палец, и синева медленно отвоёвывает обратно свою территорию. Оттягиваю нижнюю губу. Зубы жёлтые, изъеденные кариесом так, что можно палец просунуть.

И вот я начинаю представлять, как начну вылезать из тела Инги. Как макаронина, вылезу наружу, повиснув на влажных губах, и попробую залезть в рот мёртвой женщины сквозь гнилые зубы. Преодолев ледяные пещеры её гортани, глотки и желудка, доберусь до кишок. И что дальше? Извиваться там? Некрофилией попахивает! Да и что будет с Ингой, когда я отпущу её разум? Нет, какая-то хуйня на постном масле.

Достаточно!

Смрад лёгкого разложения вскружил мне голову. Странный эффект. Я понимаю, что меня тянет к мёртвому телу. Тянет залезть внутрь… Прогрызть сотни каналов, как в сыре. Отложить яйца…

О нет. Это уже слишком.

Я резко встал. Выхватил из шкафа ворох шмотья и выскочил пулей из комнаты.

Нужно переодеться. Но для начала хорошо бы привести себя в порядок. Выгляжу как бомж. Под ногтями грязи больше чем на подошве ботинок. В рот возьми — и заведутся глисты. Да и воняю не лучше. Надевать чистые вещи мне жалко.

Покумекав со своими подружками, крыски согласились сбегать на разведку. Разведали, где набрать воду. Узнали дорогу до рынка. Сообщили, что в деревне всё тихо, никаких разговоров о беглянке не слышно.

Чуть расслабившись, я собрался за водой. Деревянное ведро нашёл в кухне. Собрался уже выходить, как вдруг заметил возле двери висевшую на гвозде чёрную накидку с капюшоном.

Примерил. Супер!

Как под меня шили. И лицо скрою, и рукоять меча больше не соблазнит своим видом глаза местных жителей.

Сходил за водой. Напился. Помылся: хотя, это громко сказано. Сделанными из платья хозяйки