Сухая, серая и морщинистая как чернослив. На ней сохранились ногти, а пальцы усыпаны жесткими волосками. Я вкладываю свою ладонь в застывшую в вечном рукопожатии ладонь меча, сжимаю пальцы, и чувствую, как моя нежная кожа шуршит при каждом движении. Щекотно.

Вынимаю меч. Смотрю на него, ощущаю лёгкость, вселяющую в меня уверенность. Приходит ощущение защищённости, которую испытывает молоденькая девка в руках взрослого мужика, повидавшего в своей жизни немало говна, готового двигаться только вперёд, не обращая внимания на трудности, подкидываемые жизнью на каждом грёбаном углу, на каждой сраной ступеньке, после каждого ебучего дверного порога!

Я открываю дверь в спальню хозяйки. Если ничего не делать — рано или поздно запах учуют добросовестные соседи и решат от него избавиться. А вместе с ним избавятся и от меня.

Закрыв глаза, я захожу в комнату, волоча лезвие меча по деревянному полу. Вдыхаю вонь. Мне приятно и тошно.

Открываю глаза. Слегка прихереваю, увидев валяющуюся на полу женщину. Вчера явно был перебор. Надеюсь, я не потревожил вас своими посиделками? Нет? Хорошо.

Обещаю, я буду нежен.

Я не буду торопиться.

Я сделаю всё по высшему разряду.

Кончик лезвия упирается хозяйке в ступню. Первым делом отрублю ступни. Медленно веду мечом по синей коже. Затем перерублю пополам ноги, ударив по коленям. Меч поддевает край серой юбку и плывёт по ноге в область паха.

Отделю ноги от таза.

Обхожу хозяйку, внимательно рассматривая её позу — заснувшая навсегда.

Кончик меча утыкается в её ладоши, сложенные лодочкой. Отсеку кисти, ударю по локтям. Культи отрублю ровно по плечи, надеюсь, этот странный меч с лёгкостью перерубит дряхлые кости.

Голова.

Нужно найти мешок. В две-три ходки унесу за ворота и в лес, на корм червям. Будет неприятно, если местная живность решит откопать мой клад. Ну, даже если и откапают, кто-то побежит делать анализ ДНК? Нет конечно.

Тело вспарю от горла до лобка. Выпотрошу. Органы выброшу в местную кучу перегноя, судя по запаху — я буду не первым, кто промышляет уборкой скончавшихся родственников.

Надо снять с неё одежду. Присев на корточки, я вспарываю рукав, ведя лезвием от запястья до самого плеча. Ого! Острый какой! Даже кожу вспорол. Теперь приступим ко второй руке, спрятавшейся под телом. Переворачиваю женщину на бок. Пробую разлепить руки. Зараза, словно сплелись между собой толстыми ветками! Бестолку, проще их поломать. Отпустив тело, женщина перекатывается на бок, приняв обратно положение спящей девы. Вспоротое платье скатывается по телу. Обнажается спина и одна из грудей — синяя, с синими венами и с огромным чёрным соском. Ну и зрелище. Запах разложения становится гуще.

Можно вспороть платье вдоль спины, но тут не подлезть. Неудобно. Так, а что если по шву, тянущимся от подмышки?

Прислоняю кончик меча, и начинаю вести, вспарывая ткань. Провожу по рёбрам, прохожу пояс, и заканчиваю на ноге. Когда платье сваливается на пол, на женском теле видна длинная полоса, вспоровшая кожу. Меч очень острый. Края плоти медленно расползаются в стороны, как тесто. Смахивает на молнию, что вшивают модельеры в платья, чтобы не нарушить эстетического вида. Потяни за неё — и кожа спадёт как змеиная чешуя.

Я пытаюсь вытащить платье из-под тела. Тяну на себя. Оно хрустит, слышно, как лопаются нити, рвётся ткань, но толком ничего не выходит. У меня в руках остаются маленькие лоскуты. Словно рву газету. Мешает рукав, оставшийся на руке. Нужно перевернуть тело и избавиться от этой проблемы.

Погнали. Обливаясь потом, я встаю над полуголым трупом женщины, подсовываю под неё руки и пытаюсь перевернуть, словно ковёр, скрученный трубочкой. Она слегка отрывается от пола. Приподнимается. Мои ноги скользят, разъезжаются в стороны. И когда женщина всё же делает пол оборота, я поскальзываюсь. Животом падаю ей на спину, коленями бьюсь о пол, а головой врезаюсь в кровать. Блядь! Больно-то как!

И вот, лёжа голышом на спине мёртвой старушке, я вдруг слышу:

— Ты что делаешь?

Вот сейчас я точно отрезвел окончательно, и желание выпить вдруг улетучилось. Ёбаный стыд! Похлопав глазами, крутанул головой. В комнату вбежали крысы.

Присев возле меня, одна спрашивает:

— Ты зачем бабку раздела?

За ней вторая, блестящая от куриного жира, спрашивает:

— Ты зачем взяла меч?

А потом опять первая, тряся длинными усами:

— Ты что хотела сделать?

Спрашивают и спрашивают! Отстаньте от меня, я не знаю!

— Я… Я… — ну вот что тут придумать. Надо сказать правду. — Я хотела избавиться от тела.

— Зачем? Ты собралась здесь жить?

— Что вы от меня хотите?

— Уговор помнишь?

— Помню.

— Тогда приведи себя в порядок, а то видок у тебя хуже, чем у свиньи перед забоем.

— Хорошо.

— И надень чистые вещи, мы пойдём устраиваться на работу.

— Чего?

Честно сказать, услышанное не просто меня удивило. Я охуел. Какая нахуй работа! Ну уж нет, засуньте в зад себе свою работу! Знаете, как говорят: на том свете отдохнем. Так вот, к вашему сведению, я уже на том свете, и уже отдыхаю. По полной программе, бля!

— Нет уж, — говорю я, возмущённый до предела. — Ни на какую работу я устраиваться не собираюсь. И точка!

— И как тогда ты собираешься проникнуть в здание «Швея»?

— Поверьте мне, я найду способ. Нужно сходить на разведку, поглядеть, что да как, присмотреться. Всегда есть чёрный вход. Да и на какую должность я могу устроиться?

— Все женщины должны уметь шить и вязать.

— Ага, еще сосать и в зад давать.

Закончив выяснять мою проф. пригодность, я надел чистые вещи. Надел кожаный пояс с мечом. Накинул накидку. Перед тем как отправиться к зданию «Швея», после долгих уговоров крыски разрешили мне сгонять на рынок и хорошенько отовариться, да так, что пришлось снова одалживать корзинку у милой матрёшки. И не одну. Скупив у неё и у её соседей все овощи (свежие и несвежие), я дал по педалям и ломанулся домой. Кстати, не забыл прикупить две литрушки, курицу и пару лепёшек — к вечеру готов! Одно жаль — пивко тёплым будет. Мне бы найти такую же коробочку, что хранит в себе угольки, только со льдом.

Тело женщины обложил овощами, накрыл одеялом. Надеюсь, что этого хватит на пару дней, а то колонии мух росли с каждым днём. Завтра я закончу начатое.

Теперь в путь. Пришло время отдать долг.

Прячась не только от жары, но и от посторонних глаз любопытных бродяг, мы