прадедов. Когда Па и Риккардо объединили усилия, он создал схему — накачки и сброса, нанял людей для обналичивания и разорил Па.

Это было после того, как Риккардо основал Balesteri Investments и украл всех клиентов, которых Пa получал годами. Это сделало Пa банкротом. Все его деньги и активы были конфискованы для уплаты долгов, и поскольку некоторые члены Синдиката и их семьи были клиентами, его было легко вытащить. Весь заговор был тщательно сплетенным планом по уничтожению. Нам пришлось пройти через ад и обратно, но лучше добиться всего, что у нас есть, голыми руками, чем стоять на плечах гигантов. Это сделало нас тоже гигантами.

— А теперь к делу, — говорит Филипп, прочищая горло.

— Стреляй, — говорит Па.

— Отнятие у лидера права голоса делает его бессильным в вопросах, по которым нам нужно договориться как группе. Это первый раз, когда такое произошло. Мы бы хотели, чтобы вы пролили свет на этот вопрос.

Филипп не дурак. Я уверен, что ему так же очевидно, как и Риккардо, что мы собираемся сделать. Мы — дьяволы, вышедшие поиграть. У всех есть вопросы. Мы решим, как на них ответить.

Па складывает пальцы домиком и наклоняется вперед к столу. — Он был должен мне, и это один из способов, который я выбрал, в качестве оплаты. Вот и все.

— Давайте будем реалистами, ладно? — говорит Филипп, переводя взгляд на Риккардо. — Потеря права голоса, должно быть, того стоит. Я также знаю, что большая часть ваших активов теперь принадлежит Массимо, который стал боссом семьи Д'Агостино. Все, кроме Balesteri Investments, но, если я не ошибаюсь, ее получит ваш наследник. Новости о ее помолвке с Массимо распространились за пределы страны. То есть, это практически его тоже. Не мое дело задавать вам вопросы о делах, не связанных с синдикатом, но если меня подтолкнут, я это сделаю. Мой вопрос в том, что теперь?

Мне нравится этот парень. Он сразу переходит к делу. Эти люди не дураки. Они поймут, что у нас, должно быть, огромный долг над головой Риккардо, раз мы так много требуем. Я уверен, они, скорее всего, догадаются, что Эмелия попала в план погашения. В нашем мире несложно вычислить такие вещи.

Риккардо напрягается, как и его брат. Загнанный в угол. Именно там, где мы хотим его видеть.

— Я знаю, что ситуация дерьмовая, но дайте мне время, и я со всем разберусь. У меня может не быть тех активов и богатства, которыми я владел раньше, но у меня есть навыки, и я работаю над этим, — отвечает Риккардо.

— Тебе лучше надеяться на это. Мы дадим тебе восемь недель, чтобы разобраться, а затем мы встретимся снова, чтобы обсудить это подробнее. Однако это все еще оставляет вопрос о чаевых в балансе сил. — Филипп оглядывается на меня. — Массимо, независимо от того, что произойдет с Риккардо, ты сохранишь право голоса за него и твоего отца. Что ты планируешь с этим делать?

Теперь моя очередь говорить. Все, что я сейчас скажу, станет руководством к моему будущему.

— Я не собираюсь править вами. — Все они смотрят на меня вопросительно. — Синдикат — это братство и единство. Вера, которая нас защищает, связывает нас вместе. Когда ею злоупотребляют, структура рушится, поэтому я не буду использовать дополнительный голос, если только не возникнет ситуация, в которой мне придется это сделать. Если придется, я уверен, мы обсудим, что будет справедливо и разумно и пойдет на пользу группе.

Когда Филипп кивает, я знаю, что он удовлетворен ответом, но он не глуп. Никто из них не глуп. Они поймут, что месть заставила нас хотеть, чтобы Риккардо был бессилен.

— Ну что ж, хорошо. Добро пожаловать в Братство, Массимо Д'Агостино.

Я с почтением склоняю голову. Затем они продолжают говорить о делах.

Встреча продолжается еще час, прежде чем закрывается. Все это время я чувствовал на себе взгляд Риккардо. Интересно, о чем он сейчас думает в первую очередь. Что я делаю с его драгоценной дочерью или что я собираюсь сделать с ним.

Когда встреча заканчивается и мы с папой выходим на парковку, я ожидаю, что Риккардо пойдет за нами, поэтому я не удивляюсь, когда он это делает.

Он зовет меня по имени. Я поворачиваюсь к нему лицом. Па останавливается рядом со мной и расправляет плечи.

— Лучше не причиняй вреда моей дочери, — кипит он.

Я только и делаю, что смотрю на него.

— Ты животное. Ты грязное животное. Вы двое, — добавляет он, переводя взгляд с Па на меня.

— Ты не такой уж умный, да? Пришел поговорить с нами, когда мы едва вышли из здания, — отвечаю я.

— Это безобразие. Полное безобразие. Но именно этого ты и хотел. — Он смотрит на Па. — Око за око.

— Иди на хер, Риккардо, — говорит ему Па. — Не понимаю, почему ты продолжаешь совершать одни и те же ошибки. Ты не понимаешь, правда? У нас есть преимущество. Я могу уничтожить тебя одним словом.

Риккардо сжимает кулаки по бокам и смотрит на нас, его лицо искажается от ярости.

— Это еще не конец. Ты. — Он указывает на меня. — Я помню, как ты смотрел на мою дочку на балу. Тебе пришлось связать меня, чтобы победить. Зная, что иначе ты ее никак не получишь. Ты гребаный кусок дерьма. Она никогда тебя не захочет. Можешь делать все, что хочешь. Она тебя не захочет. Ты всегда будешь никем.

Его слова должны катиться по моей спине. Они не должны ничего значить, но я хочу выбить из него дерьмо.

— Никем, — повторяет он. И всё. Я теряю самообладание и хватаю его за шею.

Ублюдок. Я не знаю, с кем он, блядь, думает, что разговаривает. Я крепко держусь за его горло и сильно сжимаю. Мы одного роста, но у меня больше мышц. Я сложен как танк, а он старик. Он визжит, пытаясь вырвать мои руки, но я продолжаю держать его.

— Отстань от меня, — кричит он.

— Ебаный пёс. Я хожу по тонкому льду, готовый сорваться и убить тебя нахрен. Поверь мне, я готов убить твою задницу. Я просто хочу увидеть, как ты страдаешь, но, боже мой, смерть может быть лучше, — рычу я.

Рука Па на моем плече вырывает меня из пелены гнева.

— Отпусти его, сынок. Он просто напуган, потому что не может нам ничего сделать. Его слова — это просто слова.

Дело в том, что его слова — это всего лишь слова, но они меня задели, и он это знает. Вот почему он