чем чувствовать себя вещью. Теперь я не уверена, где я нахожусь в своем сознании. То, что я здесь, застряла.

Я переодеваюсь в джинсы и майку. Одежда. Моя настоящая одежда.

Когда я проснулась сегодня утром, в моей комнате было две вещи, которых у меня не было вчера. Первая — мои чемоданы и сумки, которые я должна была взять с собой во Флоренцию, а вторая — немного свободы. Дверь была открыта. Она не была заперта. Я могла ходить снаружи комнаты, и я могла открыть окно.

Было ясно, что он специально пришел в комнату прошлой ночью, пока я спала, и сделал все это. Я просто знала, что это был он. Его запах витал в воздухе.

Чего там не было, так это моих художественных принадлежностей и картин. Я не знаю, было ли это потому, что папа их не прислал, или они были здесь, и Массимо решил не отдавать их мне. Я не знаю.

К тому времени, как я распаковала вещи и переоделась, пришло время примерки платья.

Я собираю волосы в хвост и снова выхожу с платьем. Швея забирает его у меня и кладет в сумку.

Кэндис подходит ко мне и хлопает по плечу. Сегодня она не в форме. Вместо этого на ней футболка с длинными рукавами и джинсы. Ее волосы заплетены набок, а на ногах, кеды Converse, которые делают ее модной.

— Я сегодня тусуюсь с тобой, — говорит она. — Как насчет прогулки по пляжу?

Я улыбаюсь.

— С удовольствием.

— Девочки, возвращайтесь к обеду, — говорит Присцилла.

— Обязательно, — отвечает Кэндис. Я просто улыбаюсь, потому что у меня нет выбора.

Мы выходим из зала и направляемся по тому же коридору, по которому я шла с Массимо вчера вечером, но вместо того, чтобы подняться по лестнице на террасу, мы спускаемся по другой лестнице. Дверь открывается прямо на патио, которое ведет к пляжу. Когда Кэндис открывает двери, меня окутывает соленый запах моря, и я чувствую себя живой.

Удивительно, что мы принимаем как должное в жизни. Такие мелочи, как ощущение горячего солнца на коже, когда ленивый бриз развевает кончики моих волос, вот чего мне так не хватало в последние несколько дней. Я улыбаюсь и наслаждаюсь этим чувством, наслаждаюсь свободой.

А поскольку я очень люблю гулять по пляжу, я снимаю обувь, чтобы чувствовать песок между пальцами ног.

Кэндис усмехается. Я улыбаюсь в ответ.

— Ты уверена, что хочешь это сделать? — спрашивает она.

— О да. Я всегда снимаю обувь, когда нахожусь на пляже.

— Может быть, я слишком привыкла, — отвечает она. — Давай пойдем этим путем.

Мы спускаемся к каменному бассейну и садимся на песок, откуда открывается живописный вид на бесконечное море. Это напоминает мне Италию. О пляже в Тоскане, куда папа всегда водил меня и маму, когда мы ездили в отпуск.

— Давай останемся здесь на некоторое время, а потом я покажу тебе остальную часть дома и, возможно, проведу экскурсию, — говорит она.

Думаю, ей дали разрешение показать мне что-то большее, чем просто пляж.

— Спасибо. Это прекрасно, — говорю я. — Мне нравится.

— Мне тоже. Моя семья с Сицилии. Пляж, где они живут, как раз такой.

— Моя семья из Тосканы. Пляж там тоже великолепный, — говорю я.

Она кивает, соглашаясь.

— Когда ты последний раз возвращалась?

— Несколько лет назад, с моей матерью. Как раз перед тем… перед тем, как она умерла. — До сих пор трудно произнести слова, подтверждающие ее смерть.

Она выглядит грустной, услышав это.

— Мне жаль.

— Все в порядке. Это было несколько лет назад. Я все еще так сильно по ней скучаю, но смерть случается, не так ли? — Я звучу храбрее, чем себя чувствую. Эти слова скрывают правду о том, что я чувствую глубоко внутри. Я все еще плачу по ней. Эта печаль никогда не заканчивается, и я знаю, что если бы она была жива сейчас, этого бы со мной не случилось.

— Да… случается, — отвечает она. Грусть застилает ее глаза. — Оба моих родителя мертвы. Это был несчастный случай.

— Мне жаль это слышать, — сочувствую я.

— Спасибо.

— У моей мамы был рак. Та последняя поездка в Тоскану была ее последним визитом на родину. Мы рисовали… это то, чем я занимаюсь. Я рисую.

— Что ты рисуешь? — Она звучит заинтригованной.

— Все. Все, что только может представить мое воображение.

— Звучит круто. Я пишу стихи. Я застряла в этом после колледжа.

— После колледжа? — Я думала, что она примерно моего возраста.

— Да, мне двадцать пять.

— Ты выглядишь намного моложе, — она сияет.

— Спасибо. Я думаю, это мой молодой дух. — Она хихикает. — Я изучала английскую литературу. Я хотела стать учителем, но, думаю, я соберусь с силами в конце концов. Там может быть трудно начать карьеру.

— Да, — соглашаюсь я. Мой старт в карьере был трудным по причине, с которой, я уверена, большинство людей никогда не столкнется, и похоже, что со мной этого никогда не случится.

— Как долго ты здесь работаешь?

— Годы. Хотя я знаю Массимо всю свою жизнь. — На ее лице тот же самый нежный взгляд, который я видела на лице Присциллы. Надеюсь, она не собирается петь ему дифирамбы или делать что-то в этом роде. Я не хочу этого слышать.

— Если ты не против, я… не хочу о нем говорить, — говорю я. Это лучшее, что я могу сказать, не звуча слишком грубо, хотя, вероятно, я звучу именно так.

— Тебе не обязательно это делать. — Она кивает. — Я здесь не для этого. Я подумала, может, тебе понадобится кто-то, с кем можно поговорить. Или просто потусоваться. Но если ты захочешь поговорить о нем, клянусь, все, что ты скажешь, будет строго между нами.

Я смотрю на нее, размышляя, могу ли я ослабить свою защиту и довериться ей. Она и Присцилла были добры ко мне, но это ничего не значит, когда дело касается преданности.

Я многому научилась, общаясь с людьми, которые работали на моего отца. В конце концов, они всегда отвечали перед ним. Хотя, может быть… Я могла бы просто говорить о том, что у меня на уме, о чем она, должно быть, уже знает.

— Тяжело, здесь находиться. Тяжело… делать то, что я делаю. Выходить замуж за человека, которого не знаю, — объясняю я. Внезапно мне хочется излить душу.

Она понимающе кивает.

— Я знаю. Я могу только представить. Я видела это, когда ты примеряла одно платье за другим. Ты выглядишь так, будто хочешь быть счастливой, потому что платья и твое кольцо такие красивые, но ситуация все портит.