— Да. Все мои надежды и мечты рухнули просто так. Моя жизнь украдена. Я не знаю, как мне жить дальше. Для меня нет спасения.

Она смотрит на песок, мгновение смотрит на него, затем снова поднимает взгляд и встречается с моим.

— Эмелия… — ее голос затихает. — Мне жаль, что это случилось с тобой. Признаюсь, я не согласна. Мне платят за работу, но я вижу много вещей, которые мне не нравятся. Твой отец много сделал что бы испортить жизнь семьи Массимо, но я не согласна, что ты должна за это страдать.

Ее слова возбуждают мой интерес. Она звучит так, будто у нее есть ответы.

— Я не знаю, что он сделал. Я ничего не знаю. До прошлой недели я даже не знала, что мой отец знаком с семьей Д'Агостино.

— Да, это понятно. Женщины и дети не допускаются к работе. Мне не так повезло. Так же, как Массимо. Я увидела уродливую сторону, когда была слишком молода. Это меняет тебя навсегда.

По мере того, как она говорит, у меня складывается впечатление, что в ее истории есть нечто большее, чем просто несчастный случай с ее родителями.

— Что случилось? — спрашиваю я.

— Я… не могу говорить о своей истории. Пока нет. Может быть, когда-нибудь. — Она нервно и неуверенно улыбается. — Но Массимо… для него многое изменилось, когда его семья потеряла все. Моя семья служила Д'Агостино на протяжении многих поколений. Будучи дочерью прислуги, я слышу кое-что. Я видела кое-что. Я знаю кое-что, чего, вероятно, не должна знать.

Моя грудь сжимается от напряжения.

— Например что?

— Ты когда-нибудь слышала о Синдикате?

Я качаю головой.

— Нет, никогда.

— И правильно. По большей части это тайное общество, хотя они и не скрывают своего существования. Если ты знаешь, то знаешь. Но того, чего ты не знаешь, это как они действуют и чем занимаются. Однако нетрудно понять, что они неприкасаемы. Синдикат состоит из шести влиятельных преступных семей. Двое из нынешних лидеров — твой отец и Массимо.

Мои глаза расширяются.

— Мой отец? Я не могу себе представить, что я не знала о них.

— Да. Я не удивлена, что ты не знала. Членство только у мужчин. Так что, может быть, твои дяди или кто-то вроде них имел с ними дело.

Дядя Лео, по сути, правая рука папы.

— Понятно.

— Посвящение получают на основе богатства или ресурсов. Любая ценность, которую ты можешь предложить, имеет значение, — объясняет она, обхватив колени руками. — Они живут по кредо, которое подписывают кровью, обещая защищать друг друга до самой смерти.

Она делает паузу и продолжает.

— Твой отец и Джакомо Д'Агостино были лучшими друзьями. Но твой отец украл их бизнес, который теперь принадлежит тебе, и уничтожил его. Оставил Джакомо ни с чем. А когда у тебя ничего нет, ты не можешь быть посвящен в Синдикат. Это даже хуже, чем полное разорение. Иногда это хуже смерти, потому что тебя не должны оставлять в ситуации, где ты можешь раскрыть информацию о Синдикате, его тайных планах и заговорах.

Господи Иисусе. Я не могу поверить в то, что слышу.

— Что с ними случилось?

— Все плохо. Они потеряли свой дом. В какой-то момент они жили в трейлерном парке. Пятнадцать лет назад Джакомо начал свой нефтяной бизнес и процветал. Богатство было как лесной пожар, но оно так и не компенсировало их самую большую потерю из всех. Они потеряли все, чем владели, в то ужасное время, но они потеряли кое-что похуже, когда умерла мать Массимо.

— Что с ней случилось?

— Она покончила с собой, когда Массимо было двенадцать. Он нашел ее.

— О Боже, — я подношу руки к щекам.

— Я знаю. Это было так грустно, потому что она была идеальной. Она всегда была так добра ко мне. Называла меня дочерью, которой у нее никогда не было. Я всегда тусовалась с мальчиками. Массимо никогда этого не говорил, но он винит твоего отца в ее смерти.

Мои глаза расширяются, когда я вспоминаю, что он сказал о невозможности вернуть мертвых к жизни.

— Это кошмар.

Она невесело улыбается.

— Это хуже, чем кошмар, Эмелия. Эта война началась задолго до нашего рождения. Массимо винит твоего отца в ее смерти и в тяжелой жизни, которую им пришлось вести, когда он рос. Но его отец винит твоего отца за гораздо большее. Когда слишком много слышишь, приходится нести ответственность за то, чтобы знать, когда следует промолчать. Причиной, по которой их отцы поссорились, была она. Мать Массимо.

У меня перехватывает дыхание.

— Что ты имеешь в виду?

— Они оба были влюблены в нее. — Стальной груз опускается в глубину моего живота. — Это все, что я знаю, но это заставляет задуматься, не так ли? Заставляет задуматься, что еще произошло.

Секреты и ложь, вот на чем, как мне кажется, основан мой мир. Я смотрю на нее долго и пристально и удивляюсь, почему она так много мне рассказывает.

— Зачем? Зачем ты мне все это рассказываешь? — спрашиваю я.

Она пожимает плечами.

— Может быть, мне жаль, что тебя втягивают в битву, которая тебе не принадлежит. Может быть, мне жаль, что у тебя украдут жизнь, если ты выйдешь замуж за Массимо. Может быть, я просто не хочу быть тобой. Или… может быть, я пытаюсь оправдать свои причины помогать тебе, нарушая преданность человеку, которого я считаю братом.

Мои нервы разбегаются.

— Что ты говоришь, Кэндис?

Поможет ли она мне? Как?

Она наклоняется ближе. Ее глаза становятся стеклянными, поскольку в них наворачиваются слезы.

— Он доверяет мне больше всех. Вот почему я могу тусоваться с тобой. Я и Присцилла. Но он не тот парень, с которым я росла. Никто из братьев не такой. Но это не их вина.

Нет, кажется, это моего отца.

— Кэндис, ты мне поможешь? — осторожно спрашиваю я. Мы оба нервно оглядываемся.

Мы далеко от ближайшего охранника, который стоит на террасе. Он не слышит, о чем мы говорим, но это понятно, учитывая обстоятельства, в которых возникли бы страх и паранойя.

Кэндис кивает, когда я оглядываюсь на нее.

— Если он узнает, что я не преданна, я не буду винить его, даже если он убьет меня.

— Тогда не надо. Я бы этого не вынесла. — Я морщусь, качая головой.

— Зло всегда будет продолжаться, если хорошие люди будут стоять и смотреть, Эмелия. Зло всегда победит, если хорошие люди будут сидеть сложа руки и позволят ему произойти. Я бы никогда не простила себя, если бы не помогла тебе, но, пожалуйста,