Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Можешь одолжить мне сто евро?
Ни здрасьте, ни до свидания. Ни Прости, что я сравнила тебя с пьяной шлюхой. Ни даже Пожалуйста. И все же, хоть она и бесит, но хотя бы пишет, и я почувствовала облегчение.
Я смотрю на экран и мысленно пересчитываю финансы. Хотя в сущности и так знаю, что одолжу ей денег, пусть сама почти на мели. Это дает мне ощущение, что я заглаживаю часть своей вины, хоть это и невозможно – ни в этой, ни в какой другой жизни и уж точно не при помощи денег. Поэтому я игнорирую внутренний голос, который мне нашептывает, что сестра всего лишь пользуется мной. Который напоминает мне, что она и так уже должна мне двести евро.
Конечно. Завтра переведу.
Можешь сегодня? Чтобы побыстрее.
Я отчетливо ощущаю, как пульсирует моя сонная артерия, и пишу:
Окей.
Напрасно прождав благодарности или чего-то такого, я набрала строчными буквами НЕ ЗА ЧТО. Занесла палец над отправить – миллисекунда, чтобы затеять очередную ссору.
Не отправила. Конечно нет.
И уже хотела отложить телефон, но тут прилетело сообщение – вернее, голосовое сообщение – от Симона.
Сорри, что пишу только сейчас.
Одной этой фразы хватило, чтобы забыть мою злость на Бекки и расплыться в улыбке.
У нас в квартире потекла труба, все затоплено,
полный хаос, все на нервах, и… неважно.
В любом случае, у нас – у нас с тобой – есть проблема:
моя бабуля в таком восторге от твоего рисунка,
что теперь хочет делать тату только у тебя.
А когда бабуля чего захочет, она становится упрямая,
как Халк на терапии по управлению гневом.
Я покатилась со смеху. О господи, «Невероятный Халк». Остаток сообщения я толком не разобрала, но этого достаточно, чтобы понять, что Симон просит меня об услуге. Хихикая, я тоже ответила голосом:
Представляю зеленую накачанную пожилую даму
с короткой седой завивкой,
которая в мелкие щепки разносит INKnovation,
потому что не смогла записаться ко мне на тату.
В ответ три смайла «смех до слез» и следующее голосовое сообщение:
Она ходит с тростью. Никогда нельзя недооценивать трость.
С ней бабуля точно страшнее Халка.
Окей, мне уже страшно. Посмотрю еще раз в календарь.
– ответила я. На самом деле, еще когда я рисовала, подумала о том, что с удовольствием набила бы бабушке эту татуировку. Кроме того, мне не нравилась идея, что это будет делать кто-то другой, просто набивать и… ничего не чувствовать.
Что сказать? Я теперь живу с ней под одной крышей.
Если через две недели не появлюсь у тебя в студии,
приходи меня спасать со своей тату-машинкой.
Потому что с высокой долей вероятности бабуля захватила меня в заложники.
Смех снова заполнил мою комнату.
22
Алиса
Затея выпить две чашки кофе подряд была абсолютной идиотской. Кофеин в сочетании с присутствием Симона опять заставил меня трястись. Черт!
Должна бы уже привыкнуть к виду его голого торса, и его хитрой улыбочке, и проникновенному взгляду, которым он прожигает меня насквозь. Но чем чаще мы видимся, тем сильнее я нервничаю от его близости. По крайней мере, первые пять минут. Можно, пожалуйста, у меня уже наступит фаза привыкания?
– У тебя все хорошо? – спросил он и сел на кресло, которое я перед тем тщательно продезинфицировала. Мы в той же комнате, как и две с половиной недели назад.
– Конечно, а у тебя? – Я стараюсь не показывать, что его низкий тембр вызывает в моем теле непривычные вибрации.
– Тоже.
– Давай посмотрим. – Я разглядываю наколотый контур. Развитую грудь, выпуклости брюшных мышц и углубление между ними я всеми силами стараюсь игнорировать. – Ты соблюдал инструкции?
Он кивнул.
– Дважды в день втирал крем. Как ты мне и приказала.
Я надела перчатки и размазала вазелин. Даже под латексом мои пальцы чувствуют жар его тела. Стук его сердца. Почти такой же сильный, как мой собственный, и меня это несколько успокаивает.
– Сегодня твоя очередь, – напомнила я и взболтала чернила.
– Для чего?
– Ставить музыку. Сегодня я хочу знать, что слушаешь ты.
– Думаю, она не совсем в твоем вкусе.
– Почему это? Ты оперу, что ли, слушаешь?
– Я разные жанры слушаю, но оперы среди них нет, – ответил он и взял телефон. – Сейчас мне нравится олдскульный хип-хоп. Не думаю, что тебе что-то знакомо…
– Хочешь верь, хочешь нет, но одно время я слушала почти исключительно хип-хоп и RnB, – пояснила я, услышав первые аккорды, которые показались мне знакомыми. – Это когда я увлекалась скейтбордом. – Я ждала, что Симон в удивлении вскинет брови. Так делали все, кому я об этом рассказывала.
Но Симон и тут стоял особняком.
– Когда я катался на скейтборде, я балдел по рок-гранжу, и особенно по Nirvana, после того, как случайно наткнулся на YouTube на одно их древнее видео.
– Ой, обожаю Nirvana. – Я осторожно наполнила колпачок взболтанной краской.
– Как тебе эта? – монотонный речитатив сменяется ритмичным гитарным рифом «Smells Like Teen Spirit».
Я автоматически притопываю ногой в такт и качаю головой. Каждый раз, когда я слышу эту песню, мне хочется танцевать. Бешено, неистово.
– У меня есть все альбомы, но этот я заслушала до дыр.
– Оставить его?
– Если не возражаешь.
– Не возражаю.
Подготовив все необходимое, я наконец вынимаю из стерильной упаковки иголку. Под меланхоличное надрывное исполнение Курта Кобейна мы болтаем дальше про музыку. Я продолжаю набивать тату с того места, где мы закончили в прошлый раз, и по ходу мы выясняем, что у нас похожие вкусы.
– На каком концерте ты была последний раз? – спросил Симон.
– Бейонсе.
– Окей, ты вылетаешь, – и он махнул рукой.
– Не двигайся, – напомнила я.
– Прости.
– Сам же пожалеешь. – Я надула губы. – Я так надеялась, что мы вместе потусим под «Crazy in Love» или «Single Ladies».
– Блин, как тут не двигаться, – сказал он, посмеиваясь.
Я придержала иглу, ожидая, когда он отсмеется.
– Я тебе вот что скажу: перед нашим очередным клубным туром я послушаю пару ее песен. Специально для тебя.
– Надеюсь, слова приличные? И если уж на то пошло, можешь и пару танцевальных движений разучить. – Усмехаясь, я представила себе, как Симон выйдет на танцпол под «Single Ladies».
– Дай угадаю… В твоей голове сейчас крутится клип, как я выплясываю хорео в облегающем боди и высоких каблуках.
– И в парике до задницы.
Теперь уже мы оба хохочем. Хорошо, что я не работаю в этот момент иголкой.
Когда Симон смеется, от его глаз разбегаются мелкие морщины и лицо светится, отчего он кажется – как ни трудно в это поверить – еще красивее. Не только от морщинок. Я почти влюбилась… по-настоящему.
– Блин, Единорог, я не могу так работать.
Симон откашлялся и снова посерьезнел.
– Окей, тогда расскажи что-нибудь про себя, о чем никто больше не знает.
Я продолжала накалывать и замотала головой.
– Не буду же я тебе выдавать мои секреты.
– И не надо. Расскажи что-нибудь. Я,