Я еще успеваю подумать, что лампочка раньше не работала. Может быть, датчик движения включился из-за Стеф? Может, она вышла искать меня? Больше тут никого быть не может. Но затем я замечаю маленькую тень, шмыгнувшую вдоль стены. За ней следует вторая. Раздается душераздирающий вопль, но на этот раз я понимаю, в чем дело, – в этой чертовой кошке. Она меня до сердечного приступа доведет.

Я подхожу к канаве, где видел ее в прошлый раз, нагибаюсь, заглядываю внутрь, но ничего там не вижу. Я провожу там много времени – больше, чем следовало бы. Сую руку в водосток, пытаюсь вытащить кошку. Из водостока несет гнилью, рыбой, канализацией, и я стараюсь не думать о том, что именно туда стекла кровь Мирей и уже запеклась там. Я достаю руку, рукав закатан до локтя, предплечье покрыто какой-то дрянью.

Я поднимаюсь, услышав сзади чьи-то шаги. Это уже точно не кошка. Ко мне идет человек. Если это не Стеф, не знаю, как я объясню свой вид: полураздетый человек над водостоком.

Я медленно поворачиваюсь.

И вижу Зоуи, семилетнюю Зоуи, как она улыбается мне, сложив руки за спиной. На ней только джинсы и футболка, длинные волосы намокли и потемнели от дождя.

– Что ты тут делаешь, Зо? – спрашиваю я. Мой разум забывает о реальности. – Ты, должно быть, замерзла. Иди сюда.

Я выпрямляюсь, снимаю плащ, протягиваю ей – но мои пальцы разжимаются, когда я вижу, что она мне показывает.

– У меня тут кое-что для мамочки.

Кошка шипит и вырывается в ее руках. Зоуи сжала лапы животного – на удивление сильно для семилетнего ребенка! – поэтому кошка не может вырваться и оцарапать ее, зато крутит головой, пытаясь укусить. Из ее горла вырывается утробный вой.

– Опусти ее на землю, Зоуи. Оставь ее.

– Но почему, папочка? Я знаю, она тебе не нравится. Она тебе спать мешала.

Не обращая внимания на дрожь в ногах и гулкое биение сердца, я делаю шаг вперед:

– Солнышко, я ведь всегда говорил, что нельзя обижать животных. Я тебе говорил, что это плохо.

Но Зоуи меня не слушает.

– Она мне не нравится. От нее я задыхаюсь. – Зоуи кладет руку на морду животного.

– Нет! Не надо!

Слишком поздно. Кошка вопит, Зоуи резко поворачивает руку, я слышу хруст ломающейся шеи, и животное обмякает. Зоуи принимается выдирать из нее клочки шерсти. Я подбегаю, подхватываю кошку, и кровь из ее пасти льется мне на руки.

– Что ты сделал?

Стеф за моей спиной. Я оглядываюсь.

– Это не я. Это она.

Я указываю на Зоуи, но, когда я поворачиваюсь, там уже никого нет.

– Опусти ее, Марк. Брось! Немедленно! Мы убираемся отсюда.

Мне как-то удается устоять на ногах. Голова у меня кружится. Я смотрю на свои руки, перепачканные грязью и кровью, на живот и ноги.

– Но я должен… умыться. Одеться.

– Оставайся здесь. Я принесу тебе полотенце. И наши вещи. Даже не думай возвращаться в этот дом.

Наверное, в тот момент меня окончательно охватывают усталость и холод – я почти не осознаю, что Стеф вернулась и растирает меня тонкими полотенцами Пети, потом помогает надеть джинсы – они все еще влажные – и набрасывает на меня плащ. Она бросает полотенца во дворе, накрывая ими тельце кошки, выводит меня на улицу и закрывает за нами дверь во двор. Я бреду по серым узким улочкам, Стеф, тяжело дыша, следует за мной.

В какой-то момент я почему-то прислоняюсь к стене, жмурюсь, а когда открываю глаза, оказывается, что Стеф вошла в какое-то здание и кричит на мужчину за столом. Тут так холодно. Я поднимаю воротник, и меня опять куда-то волокут.

– Подержи это, Марк, – говорит Стеф, вешая сумку мне на плечо.

Сама она тянет два наших чемодана на колесиках. Я трясу головой, щурюсь, пытаясь отогнать паутину, залепившую мне глаза, помочь жене, но я так устал…

– Представляешь, что учудил этот подонок? Сказал, что не отдаст нам чемоданы, потому что другой администратор, Серж, не имел права оставлять их в холле. «Вазве вы не знаете, какой сейчас теввовизм, мадам, нам всем повезло». Как же меня достал этот город!

Каким-то образом Стеф удается запихнуть меня в метро на площади Пигай, сделать пересадку и пройти по туннелю к узкой наземной станции пригородных электричек. Хотя еще темно, вокруг царит суета, люди спешат на работу. Часы на вокзале показывают 5: 52. Проделанного пути и некоторого времени поездки на электричке оказывается достаточно, чтобы я немного взбодрился. Настолько, чтобы сказать:

– Это был не я, Стеф.

Она молча кивает.

– Куда мы едем?

– На Северный вокзал, сядем в поезд до аэропорта.

– Но наш рейс только в одиннадцать вечера.

Стеф с негодованием поворачивается ко мне.

– По-твоему, я захочу провести еще хоть минуту в этом городе? Что ты предлагаешь? Прогуляться и посмотреть достопримечательности? Может, сходить к Эйфелевой башне, позавтракать в трехзвездочном отеле, а потом найти еще одну ***ную дохлую кошку?!

Люди в вагоне таращатся на нас.

– Т-с-с… – шепчу я. – Я же тебе говорю, это не я.

– Заткнись, Марк! Больше не говори ни слова.

Она складывает руки на груди и отворачивается.

Когда мы приезжаем на вокзал, я хотя бы уже могу нести и сумку, и чемодан. В гнетущем молчании мы плутаем по лабиринту туннелей и наконец выходим к автоматам с билетами. Я останавливаюсь и, прежде чем достать бумажник, оглядываюсь. Стоит раннее субботнее утро, на вокзале полно людей, и многие из них выглядят угрожающе: все эти капюшоны и кроссовки, типичное хулиганье. Я немного стыжусь своего поведения, но по нашим чемоданам и неуверенной походке сразу понятно: мы туристы, легкая нажива для мошенников.

Но все это становится неважным, когда я достаю бумажник и обнаруживаю там два евро и тридцать пять центов. И неработающую кредитную карточку. Стеф удается наскрести еще евро и сорок центов. Нам нужно двадцать евро на билет.

– Смотри. – Стеф указывает на турникеты у входа на нужную нам платформу. – Все проходят в тот широкий проем для багажа. У них нет билетов. Мы можем просто пристроиться за кем-то и выйти уже на той стороне. Все так делают.

– Ни в коем случае, Стеф! Путешествовать без билета незаконно. И мне все равно, делают так другие или нет.

– Что?! А какой у нас выбор?

Я молчу, не могу заставить себя открыть рот. Я подхожу к толпе, протягивая сложенные руки, – универсальный знак мольбы о помощи. Это ужасно, но если эта ситуация заставит меня преступить закон, я стану ничем не лучше их.

Стеф не пытается меня остановить.

– Ты, похоже, издеваешься, ***, – бормочет она, подталкивает чемоданы к перилам и прислоняется к заграждению, подперев подбородок ладонью.