Похожий на цыпленка белокурый официант принес нам две бутылки пива «Тирана». Поднеся ледяное горлышко бутылки к своим губам, я подумал, что эта марка пива является в данный момент единственным признаком того, что мы находимся в Тиране, а не в столице какой-нибудь другой европейской страны.

– Ты для меня – загадка, – сказал я Эльзе. – Общаюсь я с тобой, и у меня возникает ощущение, что твоя голова забита всевозможной никому не нужной информаций, а вот действительно полезных сведений в ней маловато.

– Просто моя память, скажем так, немного капризничает. Я без труда могу вспомнить текст какой-нибудь песни или отрывок из какого-нибудь романа, но при этом очень быстро забываю самое элементарное – например, сколько мне лет.

– Тридцать три, – не без ехидства напомнил я.

– А вот и ошибаешься! Начиная с этой полуночи, мне уже тридцать четыре.

– Поздравляю, – сказал я, легонько чокаясь своей пивной бутылкой с ее бутылкой. – Нельзя, правда, сказать, что празднование твоего дня рождения началось самым лучшим образом.

– Все еще можно исправить. Давай воспользуемся шансом, который нам дает эта ночь – она ведь может стать для нас последней в жизни.

Когда концерт, состоявший из различных фантазий на песни популярных исполнителей, закончился, посетители стали покидать «Lazy Lizard», причем самые «стойкие» из них переходили в бары, где все еще звучала музыка и, значит, можно было и дальше веселиться. Среди этих «стойких» преобладали те неисправимые личности, которых можно встретить в любом европейском ночном клубе – юноши и девушки, до сих пор не сумевшие найти свое место в этом мире, и люди постарше, вообще чувствующие себя «не от мира сего».

Когда мы с Эльзой вышли из бара на улицу, перед моим внутренним взором вдруг замелькали виды обуглившегося тела Коры и головы дежурного администратора с пулевым отверстием посреди лба.

– Нам нужно отсюда уехать, – сказал я, сам толком не зная, что мы вообще сейчас можем предпринять. – Если мы останемся в Тиране, нас рано или поздно прикончат – причем скорее рано, чем поздно.

– Но ты же мне сказал, что у тебя забрали паспорт, – возразила Эльза, неожиданно для меня становясь рассудительной.

– Да, это верно. И я понятия не имею, когда мне его отдадут. Если полицейские усмотрят какую-то взаимосвязь между тем, что произошло в отеле и в офисе «Спиро Экспорт», у них может возникнуть ко мне множество вопросов. в то же время они мне не говорили, что мне запрещается ездить по стране.

– И куда, по-твоему, нам следует поехать?

Мне вдруг вспомнился титульный лист путеводителя издательства «Брадт» с изображенным на нем пустынным каменистым побережьем, на которое обрушиваются мощные морские волны. Албанская Ривьера.

– Мы могли бы укрыться в какой-нибудь рыбацкой деревне на побережье. Оно здесь малозаселенное, поэтому нас на нем никто не найдет. Так что занавес на представлении в театре в Бутринте откроется и без нас, – сказал я, намекая на место встречи, указанное Кинопсом в его записке.

– Занавес? – засмеялась Эльза. – В Бутринте находится античный театр, а потому занавеса в нем нет!

Я вдруг почувствовал себя ужасно смешным и нелепым и резко ускорил шаг – как будто захотел удрать от пытающегося прилипнуть ко мне имиджа американца-невежды.

– Побережье – это, похоже, единственное место в Албании, куда приезжают хоть какие-то туристы, – сказала Эльза. – Главным образом из Греции.

– А ты неплохо проштудировала путеводитель. Ну, и где же находится этот пресловутый Бутринт?

– На самом юге Албании, неподалеку от Саранды.

Слово «Саранда» отозвалось эхом в моем сознании, словно какое-то заклинание. Это ведь было название города, о котором мне говорил Спиро. Где-то в окрестностях Саранды находился дом таинственного персонажа, дергавшего за ниточки в дурацком кукольном представлении, одной из марионеток в котором стал я. А еще там, оказывается, имеются какие-то античные сооружения. Значит, туда приезжают туристы, и это давало мне определенную надежду на то, что нас с Эльзой там не тронут – тем более в воскресный полдень, – ведь получалось, что назначенная мне Кинопсом встреча должна была произойти в присутствии целой толпы посторонних людей.

– О чем ты думаешь? – спросила Эльза, когда мы пришли на улицу, на которой находился наш отель.

– Думаю, что мы можем поехать в Саранду, и уже по ходу дела будем решать, каким образом нам следует действовать, – ответил я, вспомнив о десяти тысячах евро в купюрах с отрезанными уголками. – Спиро говорил, что у нашего миллионера имеется неподалеку от Саранды дом, и этот дом почему-то представляется мне тихим местечком, в котором можно было бы переждать разыгравшуюся сейчас бурю.

– Не забывай о том, что нас теперь двое, – напомнила мне Эльза, открывая входную дверь отеля «Эндри». – Тебе нужно приучиться говорить все время не «я», а «мы».

– А что мы скажем по этому поводу Кипопсу – или как его там?

– Скажешь ему, что я твоя жена.

Мы решили отправиться в Саранду первым утренним автобусом – чтобы иметь возможность осмотреться там еще за день до назначенной встречи. Кроме того, каждый новый час, проведенный нами в Тиране, увеличивал вероятность того, что мы пополним собой список погибших.

Поговаривают, что медики отличаются повышенной сексуальной активностью, потому что они, довольно часто видя то, как люди умирают, начинают очень высоко ценить земные удовольствия. Возможно, именно поэтому и я, став свидетелем двух смертей, начал поглядывать на Эльзу с постепенно возрастающим вожделением. Хотя спать нам оставалось не более трех часов, тот монах, в которого я дал себе слово обратиться сроком примерно на один год, был уже готов отречься от всех данных им обетов.

Открыв дверь своей комнаты, я с досадой увидел, как Эльза стала открывать дверь своей. Заметив на моем лице выражение разочарования, она с коварным видом спросила:

– Что с тобой случилось?

– Мне, понимаешь ли, кажется, что две большие кровати – это для одного человека уж слишком много, – ответил я, чувствуя, что выпитый алкоголь придал мне немного храбрости.

– И ты думаешь, что я займу одну из этих кроватей? За кого ты меня принимаешь?

Она произнесла эти слова негодующим тоном. Вспомнив о ее ночном визите ко мне в кровать в доме ее отца, я подумал, что либо она склонна к тому, чтобы бросаться то в одну крайность, то в другую, либо ей очень нравится надо мной зло подшучивать.

Когда я уже думал, что она вот-вот захлопнет за собой свою дверь и исчезнет, она вдруг сказала, намекая, видимо, на тот свой ночной визит:

– Я, Лео, считала тебя человеком, у которого есть определенные принципы. Принципы, заключающиеся в том, что, прежде чем затащить девушку в постель, на ней нужно жениться. Или ты не такой?