Как бы там ни было, «Восход Скорпиона»прокрутили в Сан-Франциско в 1964 году в «The Movie», кинотеатре СеверногоПляжа. Энгер жил на последнем этаже этого здания. Рекламой фильма служилприкрепленный к стене кинотеатра нехитрый коллаж из газетных вырезок об АнгелахАда. Намек был настолько недвусмысленным, что сан-францисские Ангелы устроилинастоящее паломничество в кинотеатр, дабы убедиться во всем собственнымиглазами. Увиденное их отнюдь не впечатлило. Они не разозлились, нет, скорееобиделись до глубины души. Им показалось, что их название было мошенническииспользовано в коммерческих целях. «Черт, фильм-то понравился, – сказалФренчи. – Но к нам он не имеет никакого отношения. Мы все тащились, когдасмотрели. А потом вышли на улицу, и увидели все эти вырезки о нас, вывешенныекак реклама. Старик, это была наебка, это было неправильно. Многих просто ввелив заблуждение, а мы сейчас вынуждены выслушивать о себе всякую чушь, вроде тогочто мы – пидоры. Блядь, да ты видел прикиды этих панков? А эти глупые чертовымудацкие курьерские байки? Старик, только не говори мне, что мы имеем отношениек этому дерьму. Ты-то прекрасно знаешь, что это не так!»

Похоже, Энгер согласился с такой точкойзрения, но без лишнего шума, тихо и спокойно. Не было надобности портитьподнявшийся вокруг фильма очередной ажиотаж, кроме того признак тонкой иобостренной интуиции при всем наборе гомосексуальных штучек – способностьпрактически безошибочно распознать гомосексуальность в других. Короче, Ангелыобеспечивали фильму то ощущение реальности происходящего на экране, которогокак раз «Скорпиону» и не хватало. Скрытый пидорский фактор кинолентыпредоставил прессе возможность подмешивать в репортажи об изнасилованиях некуювычурность и странноватость. Сами же «отверженные» были опущены на самый низкийуровень общественного бытия и сознания и превратились в объекты для обожаниягрязными и низменными типами. И еще охотнее, чем прежде, их образы сталивплетать в ауру эротической и жестокой мистерии: шумные, драчливые сатиры,готовые и в Конгрессе отыметь все, что движется, отыметь чем угодно и в любоеотверстие.

«Эти панки со своими мотоциклами и нацистскимипобрякушками терроризируют все общество в целом и каждого его члена вотдельности. Они – угроза, чертовски серьезная угроза, степень которойвозрастает с каждым годом все больше и больше» («Man`s Peril» цитируетпредставителя полиции Флориды. Февраль, 1966).

«Ангелы боготворят свои мотоциклы. Онизабирают их на ночь к себе домой. Сами они спят на пропитанных машинным масломпостелях, но на их байках не найдешь ни единого пятнышка» (коп изЛос-Анджелеса, 1965 г.).

*

Чем дальше Ангелы выходили за пределы своегокруга, тем больше паники они вызывали. Вид компании «отверженных», впервыевстреченной на хайвее, просто оскорбителен для любых расхожих представлений отом, что и как именно должно происходить в Америке; такая материализация«призраков шоссе» настолько необычна, что может быть принята за дурнуюгаллюцинацию… именно в этом случае понятие «outlaw» как «стоящий вне закона» приобретаетреальный смысл. Увидеть одинокого Ангела, с ревом несущегося в потоке машин,наплевавшего на все правила, ограничения и условности, – значит воспринятьмотоцикл как инструмент анархии, орудие демонстративного неповиновения и дажеоружие. «Безлошадный» Ангел Ада, идущий на своих двоих, со стороны можетвыглядеть довольно по-дурацки. Их неряшливый, небрежный спектакль ибессодержательные разговоры могут быть интересны какое-то время, но, помимоизначальной эксцентричности, их тусовка так же утомительна, занудна идепрессивна, как и костюмированный бал-маскарад для умственно отсталых детей.Есть что-то патетическое в компании людей, которые собираются каждую ночь водном и том же баре и воспринимают самих себя на полном серьезе, щеголяя своимипоношенными прикидами. В будущем им ничего не светит, кроме шанса подраться илипорции очередного мозгоебства с какой-нибудь пьяной уборщицей.

В образе Ангела, который мчит на своем байке,никакой патетики нет. Единое целое – человек и его машина – это гораздо больше,чем каждый составляющий его элемент по отдельности. Мотоцикл – единственнаявещь в жизни Ангела, которая полностью находится в его власти, в полном егоподчинении. Это исключительный по значимости символ социального статусабайкера, держащий его на плаву, и Ангел холит и лелеет его точно так же, какблудливая старлетка из Голливуда холит и лелеет свое тело. Лишившись байка, онстановится не многим лучше панка, идиотничающего на углу. И он сам знает это.Ангелы не могут ясно и доходчиво излагать свои мысли по поводу многих вещей вэтой жизни, но в тему мотоциклов они привносят поистине поэтическоевдохновение, душевный подъем влюбленных. Сонни Баргер, человек, никогда неопускавшийся до сентиментальной расхлябанности, однажды определил слово«любовь» как «чувство, которое охватывает тебя, когда что-то нравится тебе также сильно, как твой мотоцикл. Думаю, что такое чувство действительно можноназвать любовью».

Тот факт, что многие Ангелы в буквальномсмысле слова сделали свои байки из украденных, обмененных или изготовленных назаказ деталей, лишь наполовину объясняет их глубокую привязанность кмотоциклам. Человек должен собственными глазами увидеть outlaw, оседлавшегосвоего «борова» и жмущего на кик-стартер, чтобы понять в полной мере, что ЭТОзначит. Ситуация, сходная с той, когда умирающий от жажды наконец находит воду.Меняется выражение его лица, меняется осанка, весь он излучает уверенность исилу. На какую-то секунду он сливается с большой машиной, дрожащей между егоног, а затем стартует, срывается словно ракета… иногда это делается довольноспокойно, без лишних эмоций, а иногда – раздаются оглушительный рык и скрежет:так, что дрожат стекла в соседних домах… вот-вот посыпятся вниз… Но в любомслучае вы становитесь свидетелем упоительного, стильного рывка с места… Иподобным грандиозным образом заканчивая ежевечерние посиделки в баре, Ангел изовсех сил старается остаться в памяти остальных таким вот классным инезабываемым. Каждый Ангел – это зеркало, в которое смотрится охваченноевосхищением и обожанием общество. Они поддерживают и подбадривают друг друга –в силе и слабости, падениях и триумфах… и каждую ночь в момент закрытия кабакаони отчаливают с прощальным салютом: музыкальный автомат воет мелодию НорманаЛюбоффа, в баре мерцает тусклый свет, и луна щерится на пьяное громыханиеШейна.