кудрявый срывает с себя лохмотья, раньше бывшие одеждой и рвет зубами на полоски, перевязывает рану.

Подхожу к нему, помогаю, иначе он не справится. Больше не чувствую в себе злости на него, злость заняло беспокойство.

— Ты как? Нормально? Выглядит не очень, — прижимаю целой рукой его рану, разные тряпки алеют от крови.

— Превращусь и все будет нормально, — отвечает он тяжело дыша.

— Это долго с ним будет происходить? — сменяю тему, видя, как ему тяжело.

— Я же говорил, дня два — три в среднему если перейдет конечно, — парень кривится, садясь в углу и подпираясь спиной об угол.

— А разве он уже не…

— Нет, — перебил меня кудрявый, поняв вопрос и так, — в любой момент что-то может пойти не так и он умрет.

Ен зарычал, он пока боялся подходить к нам, но это только пока.

— Понятно, — бесит собственное бессилие, — мы можем чем-то помочь?

— Нет, это только ведьмы могут. Но где ты видел здесь ведьму? — кудрявый слегка улыбается.

— Ведьмы?

— Встречал их? В наших края осталась только две, одна ненавидит нас, вторая помогает. Вечно не стареющие старушки. Я видел ее всего лишь раз, когда переходил, но мне хватило что бы их возненавидеть.

Целых две? Интересно, к какой меня отвозил дядя? К плохой или хорошей? Хотя какая разница? Судя по всему, встреча кудрявого и ведьмы так же нельзя было назвать приятной встречей.

— Я встречал ведьму однажды, — говорю, чтобы отвлечь кудрявого от боли и самого себя от переживаний за этих обоих.

— Правда, что ли? — голос кудрявого слабый, касаюсь его лба рукой, влажный и прохладный такой.

Беру его руку, пальцы холодные. Это все очень плохо, неужели кровь оборотней совсем не лечит?

— Слышь, мы с тобой не в таких отношениях, что бы ты меня за ручку держал! — он попытался пошутить, забирая свою руку.

— Ой, да успокойся! Не заберу я тебя у твоей пары, вернёшься домой, завоюешь ее снова и все у вас бедует хорошо.

Улыбаюсь в ответ натянуто, тряпки уже полностью промокли кровью. Если силы оборотня не вернутся в ближайшее время, то…

— Да я не втюрился в нее, — снова отнекивается он, но уже не так активно, как раньше.

— Ага, — киваю со смешком.

Беру несколько шкурок с кучи Ена и приматываю их к ране. Да, одежда и шкурки грязные, но оборотням все микробы не по чем. В действительности, что может быть большей инфекцией для организма, чем зверь внутри тебя?

Он молчит, пока я перевязываю его раны. Ен в углу скрутился калачиком и слегка постанывает, как человек. В воздухе так и чувствуется напряжение. Мой зверь спит, я не хочу, чтобы он проснулся, но при этом мне нужны его силы, регенерация. Они нужны не только мне, кудрявому и Ену тоже. Как противна сама мысль о том, что я слишком слаб без него. Не могу выбраться с этой клетки, в которую попал именно из-за него! Сколько еще раз эта гадость будет портить мою жизнь, сколько еще я буду страдать из-за него?!

— Как думаешь, у меня есть шанс, — заговорил кудрявый, отвлекая меня от собственных мыслей, — начать с ней все сначала? В смысле, без деда и всей это фигни.

— Брат, по-моему, ты слишком накручиваешься, будь проще.

— Сказал тот, кто не может примирится сам с собой, — он улыбается слабо, все еще хмурясь от боли.

Мы сидим в тишине какое-то время. Мыслями я где-то далеко, думаю о тёте, о собственной жизни и о том, как изменю ее, после того как мы отсюда выберемся. Если есть возможность помочь этим двум хоть чем-то, я помогу. Ена точно заберу с собой, если у него никого больше не осталось на родине, оставлю с собой. Как там говорила та полоумная женщина? Возьму в стаю? Кудрявого я бы тоже взял, а то его дед совсем уже замучил. Правда не совсем понимаю, что означает само это слово «стая», почему-то в голове оно упрямо ассоциируется с семьей. Вряд ли это моя ассоциация, скорее понимание этого слова от зверя. Мне так хочется верить, что дальше все будет хорошо, нет, мне сейчас это просто необходимо.

В какой момент я уснул, не знаю, проснулся резко от тихого голоса.

— Хён, — прошептал Ен, он полз ко мне.

Сорвался с места, поднял его с пола. С его худощавым телом стало что-то странное. Правая рука и нога нарастила мышечную массу, в то время как левая чуть ли иссохла до одних костей и кожи. Все его тело в волосах, но они выпадают, словно пух, стоило только коснутся.

— Ен! Ен! Ен, очнись! — кричу, тормоша его.

Никакой реакции, мне становится страшно. Слышу, как медленно бьется его сердце, все медленней и медленней.

— Брат, это нормально? Брат! — кричу к кудрявому, но тот не отвечает.

В темноте плохо видно, но за то хорошо слышно его медленное сердцебиение. Они умирают, оба умирают, а я даже не знаю, как им помочь! Тормошу парня, снова и снова, но никакой реакции. Кричу, приношу мальца к кудрявому, пытаюсь их разбудить снова и снова.

Это бессмысленно, когда сердце Ена перестает биться уже почти не удивляюсь этому.

Сколько не нажимаю на его грудную клетку, сколько не вдыхаю воздух в него, столько не могу поверить, что его просто нет. Моего младшего брата нет, он умер, он не перешел. Ен был моим братом, таким я его запомню. Запомню боль разрывающую сердце, запомню отчаянье и злые слёзы, текущие по лицу.

Будь проклят зверь, будьте прокляты все твари, что убивают таких маленьких детей, как Ен. Он же совсем не видел жизни, потерял родителей и последний год своей жизни жил как зверь. Чем он заслужил это? Чем заслужил каждый из тех, кто не перешел? Чем заслужил это я и кудрявый?

Оборачиваюсь к брату, он еще жив, его сердце бьется, слабо, но бьется. Не могу потерять еще и его, просто не могу. Укладываю Ена на его шкурки, укрываю его, как будто он ложится спать.

Ломать кости не больно, просто не сравнимо, по сравнению с болью от утраты близкого человека. Сдирать собственную плоть с кистей и лодыжек, чтобы освободится неприятно, но терпимо. Смотреть как второй брат умирает, просто невыносимо.

Сдираю с его груди все повязки, это был мой последний шанс, моя последняя надежда спасти его. Я выдел это всего лишь раз, когда мне было пятнадцать. На меня напала небольшая стая, с трех человек. Когда их альфу ранили, один из бет порезал свое запястье и зачем-то