– Сейчас я жалею, что остался с отцом, – неразборчиво говорят ему, явно не веря в собственные слова, – и понимаю, почему мать ушла от него.

– Чонхо, – серьезно начинает Мингю, – не стоит. Что сделано, то сделано. Давай ты лучше будешь думать о том, что тебя впереди ждет, а не о том, что уже давно позади осталось и никак не изменить. Да и твой отец… он не показался мне плохим. – Он немного мнется, будучи не до конца уверенным, что говорит правильные вещи. – Скорее, очень уставшим от жизни человеком, который попал в день сурка. Одна работа и все такое. Но вряд ли он только ради себя старается.

Мингю не сразу понимает, почему вдруг так тепло становится. В лицо дует легкий, но прохладный ветер, под ноги прилетают брызги от прибрежных волн. Но тепло отчего-то до безумия. Он поворачивает голову и встречается взглядами с Чонхо, у которого в глазах бесконечная весна, которую Мингю никогда не любил, но теперь жить без нее не может.

– Я уже говорил тебе, но, – шепчет Чонхо, – спасибо. За все, что ты делаешь для меня.

– Я ничего не делаю. – Он смущается до того сильно, что непроизвольно хочет отвернуться и сбежать куда-нибудь в сторону парка, но некрасиво поскальзывается на мокром волнорезе и обеими руками хватается за Чонхо. Тот, в свою очередь, тоже хватает его, но равновесие уже потеряно, и они оба летят в воду.

– Блядь! – орет Мингю, когда выныривает на поверхность. Здесь совсем неглубоко – по грудь только, – но ощущение такое, что он сейчас мокнет где-то посреди океана. Под ногами куча мелких камней, по которым скользят резиновые подошвы кед, – даже не встать нормально. – Вода ледяная!

Чонхо ржет рядом и мотает головой, как чертова псина, – в Мингю летит куча брызг от его волос.

– Что ты ржешь?! Мы насквозь сырые и потом сдохнем от бронхита! – горланит он. – Ненавижу воду!

– Сам виноват.

До ушей доносится хохот, до лица – маленькая волна, которую Чонхо поднимает руками.

– А ну иди сюда, я закончу твои страдания. – Мингю настроен воинственно, ибо правда воду терпеть не может и дело только в этом (честно).

Он подскакивает к Чонхо в один прыжок (чуть не поскользнувшись на камнях под ногами по пути) и сигает на него с такой прыткостью, что тот даже замирает на мгновение от удивления. И это становится его ошибкой, потому что Мингю начинает топить Чонхо, яростно и злобно хохоча.

– Сначала я подумала, что мне лишь кажется, что вы идиоты, но теперь я думаю, что мне совсем не кажется, – раздается голос откуда-то сверху, и он поднимает голову, замечая Дасом, сидящую на корточках на том самом волнорезе, на котором они сами стояли минутой ранее. – Вы так красиво полетели в воду, пока я к вам шла, что просто мое почтение.

Чонхо выныривает из воды, трясет головой вбок, пытаясь избавиться от воды в ухе, а потом шлепает Мингю по влажному затылку. Видит Дасом только потом и откровенно тушуется, что не укрывается от взгляда Мингю, который не может сдержать тяжелого вздоха.

Потом они сидят на пляже на огромном покрывале, что расстилает Дахён, оба замотанные в пледы. Мингю стучит зубами и то и дело нервно смеется, когда понимает, что помимо уже имеющихся проблем к ним вполне реально может добавиться бронхит. Сентябрь в Корее, конечно, теплый, но в воду в это время лезут только самые ебанутые. Не то чтобы Мингю планировал лезть, хотя с ебанутостью не поспоришь.

– У меня к тебе просьба, – тихо говорит Мингю, наблюдая за тем, как Давон играет в догонялки с Куки по пляжу.

Чонхо делает громкий глоток из стакана с горячим кофе и переводит на него вопросительный взгляд.

– Поговори с Дасом, – просит он, и Чонхо давится этим кофе. – Она кажется хорошей девчонкой, просто со своими тараканами. Я уверен, что вы найдете общий язык. Да и она твоя сестра все-таки.

– Сводная, – поправляют его и, несколько секунд повертев в руках стакан, соглашаются: – Хорошо.

Мингю застает врасплох то, что его просьбу собираются выполнить прямо сию же секунду, потому что Чонхо подскакивает на ноги и зовет Дасом, которая стоит невдалеке, увлеченно фотографируя вид моря в сумерках. Та оборачивается и слегка раздраженно ведет плечами – по ее лицу видно, что она явно не горит желанием подходить ближе к человеку, который позвал ее. Мингю не может не улыбнуться, когда видит, как Чонхо подходит сам. Говорит что-то, кутаясь в плед. А потом они вдвоем идут вдоль пляжа. Пару раз Дасом оборачивается, пытаясь рассмотреть фигуру Мингю, и он машет ей рукой, расплескивая многострадальный кофе.

– Чонхо сказал мне, что это ты его надоумил. – Дахён присаживается рядом с ним, открывая упаковку печенья.

– Простите? – теряется он.

– Приехать в Пусан и встретиться со мной. – Ему предлагают печенье, и он берет одну штуку, вежливо кивая. – Чонхо сказал мне вчера, что, если бы не ты, вас бы здесь не было.

– Вот так. – Мингю аккуратно кусает печеньку. – Боюсь, он немного приукрасил.

– А я так не думаю. – Дахён улыбается ему с такой теплотой, будто смотрит на собственного сына. – Он правда выглядит бесконечно счастливым рядом с тобой. Я рада, что сейчас у него есть такие друзья.

– Да. – Мингю слабо улыбается, опуская взгляд и упираясь им в горку ракушек, что собрала Давон. – Я тоже.

Он не считает время, но, когда Чонхо с Дасом возвращаются, на улице стоит ночь. На пляже темным-темно и нет никого, кроме парочки студентов, которые сидят на пледе на противоположном конце берега. Мингю заметно обсох и согрелся, но все равно периодически стучит зубами, когда наблюдает за двумя приближающимися фигурами. Видит вдруг, что Дасом держит в руках огромную радужную ракушку, которая ловит свет от фонарей, горящих в парке позади них. Видит и осознает неожиданно, что Чонхо, идущий рядом с ней, улыбается и порой тянет руку, чтобы коснуться чужого плеча, потому что в темноте по песку идти довольно сложно: теряешь равновесие.

Мингю, если честно, заполнен доверху. Ему так орать хочется в этот самый момент, чего он не делает, конечно же, вместо этого падая на спину и раскидывая руки. Смотрит в небо, на котором не видно других звезд, кроме безымянной Кассиопеи, и чувствует, как эта темнота сверху обволакивает его, но дарит не холод, а бесконечное тепло. Кто-то бы сказал сейчас, что «теперь и умереть можно спокойно», но Мингю говорить не будет. Лишь подумает, прикрывая глаза и отсчитывая удары сердца до того момента, как