чтобы там уж так много надо собирать, но рюкзак все равно оказывается полным, а сам Мингю не понимает, как умудрился обзавестись всеми этими вещами и когда они успели стать его собственными.

– Ты, ну, – он мнется немного, – матери позвонил?

– Вчера. – Чонхо застегивает свой рюкзак и легко улыбается. – Она нас встретит на вокзале.

– И все хорошо?

– И все хорошо.

На Сеульском вокзале Куки начинает нервничать и жаться к его ногам, поэтому на платформе Мингю поднимает его на руки. Кряхтит так, будто собирается умереть от его тяжести, но все равно держит, на что пес благодарно скулит и кладет морду на его плечо. Чонхо стоит рядом, чешет Куки за ухом и тянет губы в улыбке.

– Ты знаешь, – осторожно начинает Мингю, когда они садятся на свои места в только что прибывшем поезде, – я, кажется, понял, что означает послание из зеркала.

Чонхо слишком очевидно напрягается. Быстро стреляет глазами в его сторону и нервно ведет плечами.

– И что же?

– В первой строчке говорится про время нашего рождения и самый тяжелый момент в жизни. Не про него даже, а про то, в каких условиях он происходил. Я родился в 1:13 ночи, не удивлюсь, если твой Мингю тоже. – Он тянет руку вниз, чтобы погладить корги, который прижался к его ногам. – А в самый темный эпизод моей жизни шел дождь. И было лето. Тогда я… Тогда я был на волоске от того, чтобы все закончить, – негромко заканчивает он.

Чонхо резко поворачивается к нему.

– Что значит закончить?

– То и значит. – Мингю поджимает губы, а затем издает нервный смешок, переводя взгляд в окно. – С крыши сигануть хотел. Это было спустя пару дней после того, как бабушка умерла.

На его плечо опускается чужая голова.

– Почему ты не?..

– Тэён.

По запястью скользит рука; Мингю берут за руку и переплетают пальцы, крепко сжимая и заставляя его по-доброму ухмыльнуться. Сейчас бы еще к Тэёну ревновать.

Поезд трогается, и минут десять они едут в полной тишине, которая не тишина вовсе, а какой-то балаган, потому что школьники из передней части вагона решили поиграть в тупые игры, горланя на весь поезд.

– Где-то в начале августа Мингю ушел из дома вечером и не вернулся, – тихо говорит Чонхо, – сначала я решил, что он пошел выгулять Куки, но тот был на месте и… Мне ни слова не сказали. Но это нормально. Было нормальным до тех пор, пока я не понял, что уже глубокая ночь, а у него отключен телефон. Помню, как звонил и Сонёлю, и Юбину, и Тэёну, но те ничего не знали.

Мимо проносятся зеленые деревья с редкой проседью желтого. Мимо проносятся дома, поля, ветряные мельницы. Мимо проносится вся жизнь.

– Он вернулся спустя два дня. Я до сих пор не знаю, где он был и что делал. Он не рассказал мне. – Чонхо немного приподнимает голову. – Все те два дня, пока его не было, шел дождь.

– Самый темный час, – одними губами говорит Мингю.

– Знаешь, я не понимаю, зачем тебе так все это нужно. – Чонхо жмется щекой к его плечу. – Понять, что в записке, разобраться во всем этом. Потому что для чего? Ты решил остаться, он решил остаться. Какая разница, как и почему все это произошло. Оно случилось – и это самое главное. Остальное не важно.

– Нет, важно, потому что… – Он запинается и непроизвольно напрягает плечи, что не остается незамеченным.

– Потому что… Что?

Внутри зреет новый приступ кашля, но Мингю давит его так, как давил в себе жизнь на протяжении двух последних лет. Вроде получается.

– Чонхо, – зовет он, – я никуда не собираюсь уходить. По своей воле точно. Но я просто хочу… разобраться. Понимаешь?

– Понимаю, наверное, – следует ответ.

– Почему ты… Почему ты так легко отнесся к решению Мина остаться? Он твой близкий друг и… Я просто…

– А как ты смог решить остаться, когда по ту сторону зеркала есть человек, благодаря которому ты до сих пор жив?

Руке больно. Но боль эта приятная и отзывается теплом до самого плеча. Чонхо напрягает пальцы, сжимая его собственные, стискивает ладонь и шумно выдыхает, вздохом этим все мысли из головы выбивая.

– Вы бы были хорошей парой. Такое глубокое взаимопонимание. Мне даже завидно.

– О господи, ты серьезно? – Мингю едва не начинает смеяться. – Ты правда сейчас на полном серьезе?

– Почему нет? До сих пор не понимаю, почему между вами ничего не было.

– А то, почему я тебе до сих пор по башке не дал, ты не понимаешь? – Мингю закатывает глаза, разом теряя весь серьезный настрой. – Он для меня как брат, которого я никогда не хотел. У меня таких два, если ты не забыл. А когда ты смотришь на члена семьи, у тебя те самые бабочки в животе не летают, окей?

– А когда на меня смотришь, летают? – Чонхо поднимает голову и таращится, да так близко, что чуть носом в щеку не тычется.

– Птеродактили разве что.

– Ой, все.

За пятнадцать минут до прибытия в Пусан Чонхо начинает нервничать. Садится то так, то эдак, постоянно гладит Куки, который не особо этому рад, ибо дремлет в их ногах, дергает Мингю за руку и высоким голосом комментирует то, что происходит за окном. Мингю на чужую нервозность реагирует предельно спокойно и то и дело хлопает Чонхо по колену, чтобы тот перестал вертеться. Вертеться тот перестает, но вместо этого начинает елозить пальцем по экрану смартфона, как сумасшедший.

– Последний раз мы виделись, когда мне было четырнадцать, – дергается Чонхо. – Черт возьми, я не думал, что это будет настолько сложно, я просто…

– Все будет хорошо. – Мингю зарывается в его волосы ладонью. – Просто полежи на моем плече спокойно последние минуты и попробуй успокоиться.

Они покидают вагон самыми последними. Идут к выходу с вокзала так долго, что Мингю начинает казаться, будто идти они будут до вечера. Чонхо то и дело останавливается, нервно вытирает руки о штаны, вздыхает глубоко и рвано, а он просто стоит рядом и ждет, всегда готовый протянуть руку, чтобы за нее могли схватиться.

– Чонхо!

Они оба замирают на лестнице. Мингю смотрит вниз и видит у ее подножия молодую женщину с высветленными волосами, обрезанными по плечи. Такие же огромные глаза, как и у Чонхо. Острые плечи и тонкие запястья, на которых звенят браслеты, когда она поднимает руки и машет им.

– Кажется, меня сейчас вырвет, – шепчет Чонхо.

– Тихо, спокойно, все нормально, – начинает тараторить Мингю и тянет его за собой.

Сначала он подумал, что Чонхо внешностью пошел в отца, но теперь, когда