Художник согласно кивнул, но его лицо выражало явный скептицизм.

– В общем, вы считаете, что убийства совершает это божество?

– Я предпочитаю называть его «невидимой силой», но чтобы ответить на твой вопрос, скажу – да, почему бы нет? Я не могу точно ссылаться на Нетер, внесенный египтологами в список божеств, но называю это нечто невидимой силой, выбросом темной энергии…

– Вы меня удивляете, дядя! – вмешалась наконец Амели, терявшаяся между забавным развлечением и недоверием.

– Знаю, дорогая, знаю. Я понимаю, что в клубе мы всегда рассказывали кучу глупостей, но теперь совершили бы серьезную ошибку, отбросив в сторону эту версию, так как единственная уверенность, какая у нас есть, это та, что мы ни в чем не уверены. Я знаю, что сегодня наука развивается гигантскими темпами, что моторизованные экипажи скоро вытеснят кареты, управляемые лошадьми, но это не значит, что осторожные шаги в сфере, связанной только с материей, мало связаны с областью духа…

Умозрительные построения относительно развития в области научных исследований и эволюции человека также воспринимались слушателями вполне внимательно. Беседа продолжалась до самого обеда, а Пол все не появлялся. К восьми часам вечера хозяин дома встал из-за стола. Проходя мимо окна, он заметил, что небо прояснилось и дождь почти прошел, но земля была сильно размыта.

Мистер Брук вышел из комнаты, затем, переминаясь, постоял в холле у лестницы. Наконец он решительно поднялся на второй этаж и осторожно постучал в дверь комнаты сына. Никто не ответил. Он постучал громче, но также безуспешно. Джон Брук пожал плечами, затем спустился и прошел в свой рабочий кабинет.

В этой комнате, где стояло несколько древнеегипетских статуэток, напоминавших о его прежних исследованиях на берегах Нила, у него возникла мысль зажечь душистые травы, чтобы их аромат напомнил ему о прошлом. Именно так они делали во время собраний в клубе Гелиоса. И сейчас же на него нахлынули волны воспоминаний, он удобно устроился в кресле, а в комнате в свете лампы колебались удлинившиеся тени.

Он улыбался, сидя в сгущающихся сумерках, спрашивая себя, что же заставило его вспомнить о невидимых силах Древнего Египта? Может быть, это было желание затеять нейтральную беседу и оживить живых домашних мумий? Да, но, несомненно, не только это… И снова у него возникло чувство, что кто-то побудил его это сделать… Как в случае с газоном… Казалось, кто-то в этом доме внушал ему свои мысли… Нетер? Нет, Брук никогда не верил в эти вещи, по крайней мере у него не было той уверенности, которую он демонстрировал в гостиной до ужина. Тогда кто? И кто установил эти четыре палки, чтобы создать пирамиду вокруг декоративной сферы?

Джон Брук задавался этими вопросами, а тем временем тени в комнате вытягивались все больше, придавая угрожающее выражение гипсовой статуэтке бога Анубиса с головой шакала, стоящей перед ним. Он услышал легкий шум шагов в коридоре, а затем раздался частый стук в дверь. Мистер Брук громко пригласил пришедшего войти, после чего дверь открылась, издавая привычный скрип.

Прошло несколько секунд, и Джон под воздействием своего воображения и паров курящихся трав опасался, что сейчас увидит голову сокола или крокодила. Но по мере того, как тень пришедшего возникала в проеме двери, он убеждался, что его голова не принадлежала египетскому божеству. Хозяин дома прекрасно знал этого человека…

К девяти часам вечера дождь совсем прекратился. Ветер разогнал облака, но день уже угасал на горизонте. И вдруг вдали раздался крик.

Через тридцать секунд Майкл уже бежал по аллее, пересекающей сад. В это время ранних сумерек было еще достаточно светло, чтобы все видеть ясно. С листвы стекали капли дождя, а на мокрой земле очень четко отпечатались следы ног. Кто-то опередил Майкла на аллее.

В самом ее конце, на уровне «Ворот в потусторонний мир» на ветру дрожало пламя масляной лампы, подвешенной на длинной бечевке и привязанной к большому кругу из кованого железа, соединявшего колонны ворот. Небесная сфера, помещенная в самодельную пирамиду из четырех палок, представляла собой странный аттракцион, так как человек, лежавший возле нее на животе, простирал к ней руки, как будто охваченный страстным стремлением вперед. Но он больше не двигался, он был остановлен судьбой в своем броске, и эту остановку олицетворял нож, вонзенный в спину между лопатками. Вокруг жертвы лежали сбитые ливнем лепестки клематиса, сверху раздавались веселые трели птицы, сидящей на капители колонны. Но эту мелодичную песню не мог слышать тот, кто только что прошел через «Ворота в потусторонний мир»… Это был богатый промышленник Джон Брук.

Несколько мгновений Майкл тупо смотрел на необычный спектакль, представший перед его глазами, а затем услышал шаги за спиной, и женский голос окликнул его. Он обернулся и увидел Амели, подошедшую к перголе. Через несколько секунд она встала рядом с ним, вцепившись в его руку, бледная и дрожащая, устремив взгляд на неподвижное тело Джона Брука, лежавшее в грязи прямо перед ними.

– Боже мой! – дрожащим голосом произнесла она… – Он мертв…

– Он убит, как видишь…

– Но кто… кто мог это сделать?

– Понятия не имею, я сам только что прибежал, – задумчиво ответил Майкл. – Я услышал крик, доносившийся отсюда… сразу же вышел и направился на шум.

– Я тоже слышала крик и увидела, как ты бежишь по аллее…

– По-моему, все это очень странно, – ответил Майкл, глубоко вздохнув.

– Почему?

– Посмотри вокруг, здесь нет никаких следов. Но ведь ясно же, что малейший шаг в этой грязи оставил бы хорошо заметный отпечаток. Здесь только следы туфель мистера Брука, мои и твои, но никаких других… Ты понимаешь, дорогая, что бы это могло означать?

Это были незабываемые вечера. Вчерашний вечер для инспектора Уэдекинда, несомненно, был одним из череды предыдущих. Действительно, он никогда не сможет забыть все это возбуждение, это безумие во мраке, лучи фонариков, бегающие по всему саду, большие фонари, прикрепленные к деревьям и к колоннам, и сам сад, превратившийся в трясину после дождя… Не говоря уже о дикой спешке, потому что нужно было осветить все уголки, чтобы найти отпечатки до начала нового ливня, который уничтожил бы и без того почти отсутствующие улики на мокрой земле.

К этому, конечно, добавлялась его собственная драма. Ведь данного преступления практически нельзя было избежать… Но тем не менее! Первыми словами, произнесенными Оуэном в полночь после его прибытия на место преступления были: «Парк «Парадайс»… В парке «Парадайс» Джон скоро вознесется к богам… Вы знаете, инспектор, что это место чуть было не назвали именно так?»

Уэдекинду нечего было сказать. Ни в этот момент, ни тогда, когда Бернс объяснил ему, что пергола, по словам погибшего, представляла собой «туннель жизни», а небесная сфера – точку «отправления в рай», ни даже тогда, когда Оуэн добавил, что это то самое место, где бы Брук хотел быть похоронен. Не говоря уже о неизбежной ассоциации с шестым чудом света: «Смотрите, вот наша пирамида Хеопса… четыре деревянные палки соединены вверху. Просто, но хитроумно!» Инспектор направлял всю свою энергию – физическую и умственную – на расследование, для которого первостепенной необходимостью был поиск отпечатков и улик.