Голодная, я впилась зубами в хрустящий вишнёвый пирожок. Варенье, сладкое, тёплое, потекло по губе, и я поспешила промокнуть уголок рта салфеткой. Если бы Демьян сейчас был тут…

Около моего столика снова кто-то остановился. Да почему нельзя просто оставить меня в покое?!

Подняв голову, я уже собиралась именно об этом и попросить, но так и застыла. В упор на меня смотрел личный охранник Терентьева. Тот самый, что несколько дней назад преградил мне путь и затолкал в машину.

Первое, что я почувствовала, была паника. Откуда он узнал, что я тут? Следил? Стоило мне понять это, на смену ей тут же пришла ярость.

— Что вы тут делаете? — резко спросила я, медленно положив на поднос остатки пирожка.

Расстёгнутое пальто, перекинутый через шею шарф… Неосознанно я отметила, что даже телохранитель Демьяна выглядит тут чужаком: высокий, поджарый, с хищным решительным взглядом и твёрдыми чертами волевого лица, он выделялся на фоне остальных.

— Пройдёмте в машину, — не ответив, сдержанно проговорил он.

— Я никуда не пойду, — прочеканила, глядя на него.

Он смерил меня холодным взглядом и прежде, чем я успела сказать что-то ещё, забрал лежащую рядом сумку. Взял меня за локоть и буквально выдернул из-за стола.

— Я никуда не пойду! — дёрнула рукой. — Что вам нужно?

Что ему нужно, я догадывалась и без слов. Мокрая, продрогшая, в неподходящей одежде, выглядела я жалко, но в данный момент меня это не заботило.

— Я никуда не пойду! — проговорила жёстко.

— Демьян Давыдович хочет вас видеть, — бесстрастно проговорил человек Терентьева. Удерживая меня, накрыл крышечкой мой стаканчик и взял в другую руку.

— Это его проблемы! — я окончательно рассвирепела. — Так ему и передайте.

— У вас будет возможность сказать ему об этом лично, — уголок его рта едва заметно дрогнул.

Я буквально задыхалась от ярости и негодования. Поймала взгляд того самого типа в мокрой куртке. Вместо того, чтобы подойти, он поспешил отвернуться, сделать вид, что ничего не происходит, и это окончательно вывело меня из себя. Вот же… скотина!

Сопротивляться было бессмысленно, но я всё же попыталась.

— В машину, — пальцы на моём локте сжались крепче. — Допьёте свой кофе там.

Больше он ничего не сказал — посмотрел так, что мне стало окончательно ясно: по-хорошему или по-плохому, он выведет меня отсюда. Никто и ничто мне не поможет. Что бы я ни сказала, что бы ни сделала. Потому что…

Потому что человек, на которого он работает, не из тех, кто мнётся у столика с подносом, ожидая позволения присесть. Он берёт. Не спрашивая.

— Что тебе от меня нужно?! — закричала я, влетев в гостиную.

Всю дорогу я молчала. Ожидала, что мы поедем обратно в «Бархат», но ошиблась. Одна улица сменяла другую, и мне стало ясно — человек Терентьева везёт меня к нему домой. Дверь квартиры оказалась не заперта.

— Демьян Давыдович ждёт вас в гостиной, — заведя меня в коридор, сказал охранник.

Ждёт в гостиной?! И что это значит? Не успела я задать этот вопрос, дверь закрылась.

Взбешённая, я дёрнула ручку, но та не поддалась. Да чтоб их всех!

— Что это значит, Демьян?! — закричала я.

Обутая, в расстёгнутом пуховике и рабочей форме, выглядела я, должно быть, нелепо.

Демьян был одет всё в ту же рубашку. Поднеся к губам бокал, он сделал глоток, а после взял второй и пошёл ко мне.

— Я уже говорил тебе, что ты напоминаешь вино, — приблизившись, он протянул его мне.

Меня затрясло пуще прежнего. От негодования, от злости, от его наглости, от… Да чёрт знает, от чего ещё!

— От тебя…

— Да пошёл ты к дьяволу со своим вином! — резко вырвала бокал из его рук. — Пошёл ты ко всем чертям! — ещё яростнее. Вспышка…

Что произошло дальше, я поняла, только когда увидела багряные разводы на белой рубашке. Сжимала пустой бокал, который только что выплеснула Терентьеву в лицо, видела его глаза, черноту, мигом поглотившую радужку, а внутри… Внутри нарастал ужас. Боже…

Судорожно вдохнула и сделала шаг назад.

Стерев каплю вина со щеки, Демьян поднёс палец к губам.

— Хорошее вино, — голос его звучал обманчиво тихо. Слишком тихо и спокойно, с той самой потаённой угрозой, что таилась в нём самом.

Полностью пришедшее осознание того, что я сделала, буквально парализовало меня. Демьян расстегнул ещё одну пуговицу, за ней ещё одну до тех пор, пока полы его рубашки не оказались распахнутыми. Всё ещё сжимая в пальцах тонкую ножку бокала, я подалась назад. Что я сделала? Если он…

— Демьян! — вскрикнула я, когда он одним резким выпадом схватил меня. Ужас буквально затапливал, дышать стало трудно.

Я прикрылась рукой, стала биться в попытке высвободиться, хотя понимала — бежать всё равно некуда.

— Ты хуже, чем вино, — перехватив вторую мою руку, он дёрнул меня на себя, и я впечаталась в его грудь.

Почувствовала твёрдость его тела. Пальцы его врезались в кожу, взгляд прожигал. Не знаю, чего я ждала: что он ударит меня, швырнёт об стену, на пол… Бокал выскользнул из ослабших пальцев и почти беззвучно ударился о покрытый ковром пол.

— Я не… — едва дыша, попыталась сказать я, но он не дал. Обхватил мою шею, слегка сжал, заставляя меня смотреть в глаза. Безотчётные, неконтролируемые воспоминания о прошлом заставляли дрожать, слова, брошенные мужем, удары…

— Чёртова девчонка, — рыкнул, сжимая мою шею сильнее. — Глаза стали совсем чёрными.

Свободной рукой я бессильно упиралась ему в грудь, но куда там! Из груди вырвался всхлип, …

— Взбалмошная… — процедил он, и, отпустив шею, резко намотал на ладонь волосы. — Глупая взбалмошная девчонка.

Дыхание его опалило мои губы, между лицами оставались какие-то сантиметры, и всё, что я видела: яростный огонь в черноте глаз, ожесточившиеся черты лица и…

Глухо зарычав, Демьян впился в мой рот. Ничего не соображая, я обмерла. В голове всё ещё билось ожидание чего-то страшного, сердце испуганно колотилось, разум отказывался подчиняться.

Пуховик упал к ногам, ладонь Демьяна прошлась по моей спине. Острое, неконтролируемое желание, столь же оглушительное, как и безотчётный страх, что я испытала до этого, пронзило меня.

Ни о чём больше не думая, я обхватила Демьяна за шею, застонала, отвечая ему, сама прижалась ближе. Вдыхала его запах, смешанный с ароматом вина, чувствовала выпирающий бугор его ширинки и понимала: не могу. Не могу остановить это, да и не хочу.

Не успевая за ним, я буквально захлёбывалась собственной несдержанностью, лихорадочно гладила Демьяна по плечам, сама не зная, что творю. Но знать я этого и не хотела. Впервые за долгое время я делала то, чего действительно желала, и не собиралась корить себя за это.