Та захихикала и сказала: «Да, сэр!»

— Прекрати меня сэром называть! Зови папочкой, а то папочка рассердится, отведёт тебя в укромное место и отшлёпает.

— Да, папочка, сэр! Латиша будет хорошей девочкой!

— Смотри у меня!

При этом он погладил Латишу по попке, скорее даже в попке, так его мясистая ладонь вцепилась в ягодицу этой самой Латиши.

Тут ко мне подошёл целый выводок девиц, не меньше десятка. Видимо, по местным правилам им в баре отсвечивать нельзя. Появился — подошли, выбрал — отвалили. А места занимать не надо — статус не тот.

Получается, что помимо всего прочего Орден здесь зарабатывает и на недвижимости, и курорт устроили для богатеньких, где можно отрываться как угодно, не опасаясь папарацци и скандалов. И это, скорее всего, верхний слой тутошней действительности. А сейчас самое разумное — с новыми знакомыми подружиться и побольше расспросить, аккуратненько так.

Я указал на места за стойкой бара слева от себя двум близняшкам-североафриканкам, судя по чертам лица — Сомали, Эритрея или Эфиопия. Оттуда примерно. Они представились как Джеки и Джесси. Ну, если они Джеки и Джесси, то в таком случае я — Ренье, князь Монако, ныне покойный.

Девицы заказали какие-то экзотические коктейли — судя по всему, безалкогольные и дорогие. Консумация называется, для незнающих. Коктейлю цена грош в базарный день, девицы не напиваются, только писать бегают после того количества, которое поглотили. А в баре кассовый аппарат звенит, денежки заведению насчитывает. Тоже всё как у людей.

Потом, смотрю, метрдотель давешняя, которая с французским акцентом, неспешно так прошла мимо бара. Эфиопки, до того тихо сидевшие, вдруг ко мне подвинулись, одна даже прижалась. Надзор за активностью имеется, чтобы старались. И, судя по всему, меры воздействия имеются. Не бьют, конечно: для этого клиенты имеются вроде Тома, а вот что-то другое… не знаю, штрафы там или наряды на кухню. Но действует — вон они как подскочили, аж в лице изменились. Чувствуется, голова умная и циничная здесь порядки придумывала. Вроде «госпожи Беляевой». Ничего, если она на самый верх заберётся, здесь начнётся ещё и не такое.

В общем, стали мы с Томом дружить. С Джейком тоже стали, но он пьянее был и говорил невпопад обычно, поэтому с ним дружили меньше. Том, предчувствуя скорый отъезд и конец удовольствий, девиц в баре разве что ещё раздевать не начал. Хватал всех подряд, не разбирая, какие здесь чьи и с кем сидят. Много хохотал, ещё больше острил, подчас так, что и у меня, к казарменному юмору привыкшего, волосы шевелились. Оттягивался Том во всю ширь.

Местному Джейку я разок в пиво водочки плеснул. Себе «полтинник» спросил, ссылаясь на национальные традиции и то, что для нас, русских, водка необходима для поддержания жизнедеятельности, и аккуратненько так, по половинке, Джейку в «Гиннес» перелил. В одну кружку и потом — во вторую. Он уже такой пьяный, что этого не заметит, так что пусть вообще отключается, нечего к разговорам прислушиваться.

Тома несло, я подыгрывал, и в конце концов кое-что полезное он ляпнул. Пожаловался на сложности проезда к «воротам». Поставили их, говорит, в закрытой зоне, хотя до открытой — пятьдесят шагов. И мучают там Тома и других несчастных проверками документов. Тут в дымину пьяный Джейк тоже решил в беседе поучаствовать и авторитетно заявил, что по-другому — никак нельзя. Потому что приезжих не выпускают за пределы острова, а местных, за исключением некоторых, не пускают в «ворота». Даже тех, кто на острове постоянно. Поэтому такой способ контроля — самый наилучший. Вот Том захочет слетать поохотиться в местные пампасы — а хрен ему, Тому, значит. Хочешь — переселяйся сюда вообще и отдавай к чёртовой матери свои пропуска в этот мир и обратно. А захочет кто из местных, скажем, вон та вон, которая клиентов за столики рассаживает, мотануть в Старый Свет — и ей тоже… фигу, в общем. Нечего там слухи распространять. Поэтому только особым доверием облечённые могут туда-обратно ходить и за пределы острова в то же время ездить. Я кивнул с пониманием, как будто облечённый, потому что они знали о моих поездках по всем местным городам и весям, а косил я под приезжего. То есть чуть дурака не свалял.

А дальше Том потребовал не только продолжения, но и всемерной эскалации банкета — и потащил меня с Джейком и всех девиц к себе в апартаменты. Подробности рассказывать не буду: я довольно быстро смотался, оставив Джейка спать, а Тома — гоняться за дамами, как сатира за нимфами. Единственное, что могу сказать: все девицы прошли через изрядный «тюнинг», потому что рассмотреть их в подробностях возможность представилась сразу же, как только они в дверь вошли.

Смит снова блеснул пунктуальностью и позвонил ровно в десять. Вчера, с подгулявшими Томом и Джейком, я сумел не употребить лишнего, так что никаких последствий с утра не ощущал. И когда телефон зазвонил, я уже был одет и собирался на завтрак.

— Это Смит, доброе утро, — послышался привычно-монотонный голос в трубке.

— Доброе утро.

— Мистер Родман сегодня в двенадцать будет в гольф-клубе Сент-Эндрюз. Он мог бы пригласить вас сыграть с ним восемнадцать лунок, или, если вы не играете в гольф, он свяжется с вами после игры.

— Как ни странно, но в гольф я играю. Надеюсь, прокат клюшек там существует и есть про-шоп, где я мог бы купить кое-что необходимое?

— Разумеется, — уверенно ответил он. — Тогда мы заедем за вами в одиннадцать, чтобы у вас осталось время подобрать то, что вам нужно.

— Хорошо, жду вас в одиннадцать, — ответил я, обратив внимание на слово «мы».

Да, как это ни странно, в гольф я играл. Начал играть ещё в Доминикане, где был у меня ученик по дайвингу — тренер по гольфу. Я учил его, а он учил меня. Нравился мне гольф, он чем-то к стрельбе близок, в основном — соревнование с самим собой, со вчерашним днём состязание. Проживая в Лондоне, тоже этого занятия не оставил, и даже перебравшись обратно в Москву, играл и на московских полях, и ездил зимой на юг Испании, где для гольфистов настоящий рай. Не блистал, но гандикап официально имел пять, а в лучшие моменты мог и вообще в два уложиться. И гардероб мой был как раз под гольф рассчитан — нужны были только перчатка на левую руку, туфли и ремень эластичный, чтобы крутить торсом не препятствовал. И кепку, пожалуй: в очках я не люблю играть. Даже самое хорошее стекло иногда искажает изображение, а когда стоишь на грине и пытаешься определить кривизну поверхности, то очки очень здорово подвести могут.

Я неторопливо позавтракал, выпил маленькую чашку эспрессо — перед гольфом, как и стрельбой, кофеином лучше не накачиваться. Затем вышел на парковку отеля, а тут и Смит подъехал с ещё одним мужиком, одетым, как он сам. Только Смит был среднего роста, крепкий, коротко стриженый и с незаметным лицом, а второй — повыше и на не очень удачливого боксёра похож. Отрекомендовался Брауном, естественно.

Заехали они на открытом сером «сто десятом», с уже привычными орденскими эмблемами на дверях, куда я и уселся на заднее сиденье. Смит вежливо поспрашивал, как прошёл мой первый вечер на Нью-Хэвене, и я сказал ему, что пока мне здесь всё очень нравится, и место это очень подходит как для жизни, так и для получения от этой жизни всевозможных радостей. Ответ Смиту понравился, судя по всему. В требуемую концепцию укладывался. Не просто так они меня сюда тащили, верно? Хотели поразить воображение заезжего провинциала.