мы разместились в отеле «Континенталь» — большом караван-сарае. Адлер очень резко говорил о порядке, установленном в интернациональном мирном бюро. Он рассказал нам, между прочим, об обширной анкете, которая будет предложена нам к заполнению и которая, как мы впоследствии могли убедиться, сделала бы честь прусскому тайному советнику. Мы тотчас же устроили заседание делегации, в котором также приняли участие Штаунинг, Адлер и Гюбер. На этом заседании Адлер сказал нам, что всякие споры о праве самоопределения народов глупы, потому что это издевательство — уверять маленькие народы и народики, что они могут стать во всех отношениях самостоятельны. Комитет должен со всею возможной быстротой обсудить и выяснить один-единственный вопрос: как нам скорее приблизить мир? «Перестать стрелять» — вот в чем дело.

После довольно продолжительных прений, в которых участвовал и Штаунинг, мы сговорились потребовать следующей программы: в первом заседании с Международным бюро единственно получение анкеты, характеристика нашей политики во время войны, затем перерыв для заполнения анкеты. Далее: протоколы и декларации конференции имеют для нас значение постольку, поскольку мы их читали и подписали. Эти требования были важны потому, что Адлер и Гюбер рассказали нам, что Камилл Гюисманс внес целый ряд произвольных и нарушающих смысл изменений во французское изложение австрийских требований. Достойно внимания еще одно заявление Адлера. Он предпочел бы, чтобы германское меньшинство выступило раньше нас из опасений, что после нас они развернут бесконечную полемику. Достаточно вспомнить Эд. Бернштейна, да и Каутский питает те же склонности.

Окончательное постановление о нашей тактике было таково: мы требуем:

1) абсолютно конфиденциального характера работ настоящей конференции;

2) контроля и контрассигнования протоколов;

3) предварительного соглашения о сведениях, сообщаемых для печати;

4) точных постановлений о предполагаемом обмене резолюциями отдельных секций. Право высказаться об обширной анкете должно быть оставлено за нами.

Первый большой день

Заседания происходят в частном доме, где Гюисманс снял на довольно продолжительное время недурно меблированную квартиру. Присутствуют Брантинг, Штаунинг, Трелстра, ван Коль, Гюисманс, Витнес (Христиания) и секретари: Энгбьерг и Мюллер (Стокгольм). Кроме того, мы, девять делегатов. Трелстра приветствует нас и обращает внимание на трудности, которые предстоит преодолеть. При этом он дает понять, что нам, «как главным ответчикам», придется хуже всего, потому что наша политика чаще всего обсуждалась в Интернационале. Эберт, которого мы избрали председателем своей делегации, заявил наши условия. Их приняли без затруднения. Затем он ответил на вопрос, знакомы ли мы с анкетой (которая в этот самый момент очутилась в первый раз перед нашими глазами), и сегодня мы не можем приступить к ее обсуждению, мы должны предварительно ознакомиться с ней и обсудить ее между собою. Напротив того, продолжал он, обрисовать вам в цельном изложении нашу политику в отношении войны мы считаем необходимым сегодня же, особенно после речи Трелстры. В этих целях мы просим слова для Шейдемана.

Германская социал-демократия о войне и мире

Вслед за этим я, справляясь с составленными мною и по моей инициативе «собраниями» документов, охарактеризовал нашу военную политику. При этом, цитируя, между прочим, резолюции французских социалистов, я вплетал в свою речь немало иронии.

Больше всего ее было в заключительном предложении, облеченном в самую учтивую форму: «Интернациональное социалистическое бюро или президиум нынешней конференции оказали бы величайшую услугу Интернационалу и делу взаимного понимания народов, если бы они пожелали издать однородные собрания документов и актов, относящихся к мировой работе социалистов Антанты».

После меня ван Коль произнес поистине очень глупую речь против Германии, ее правительства, ее социал-демократов, кругом виноватых в войне. Без всякой критики воспроизвел он всю аргументацию Антанты. Если Бетман пробовал заговорить в мирном тоне, то это потому, что он увидел, что желанная победа недостижима. Остальное в том же роде.

В этом же роде говорил и Брантинг. Разумеется, не так глупо, как ван Коль, но еще более дружественно в отношении Антанты.

Потом были прения о делопроизводстве на конференции. В качестве нашего председателя Эберт возражал против намечавшегося порядка. Что такое конференция: судилище или собрание, призванное подготовить согласие? В первом случае мы желаем наперед со всей возможной ясностью заявить, что явились не в качестве обвиняемых. На обвинительные речи обоих руководителей конференции, Брантинга и ван Коля, мы, разумеется, ответим. Что дальше, будет видно. С этим согласились все. Когда следующее заседание? Брантингу завтра некогда, он выступает в риксдаге с интерпелляцией. Кроме того, Штаунингу настоятельно нужно быть в Копенгагене. Таким образом, следующее заседание состоится лишь 6 июня.

5 июня наша делегация подробно обсудила положение. Давиду было поручено составить доклад по вопросу о вине, детально им изученному, и выступить на ближайшем заседании с беспощадным опровержением ван Коля и Брантинга. Давид употребил на свою работу всю вторую половину дня 4 июня и первую половину 5-го. Произнесение его речи перед делегацией заняло около двух часов, хотя он пропускал все цитаты. Мы посоветовали ему внести некоторые сокращения, отчего речь должна была выиграть.

7 июня 1917 года. Давид блестяще справился со своей задачей. Через полчаса после начала его речи Брантинг ушел, потому что ему надо было быть в риксдаге. Давид говорил от половины одиннадцатого до часа с небольшим и занял, таким образом, все заседание. Он доказал, что война была подготовлена с неизбежностью «синдикатом для раздела мира». В качестве империалистической державы Германская империя — бедная сирота в сравнении с Англией и т. д. Затем дипломатический вопрос о войне: судя по ставшим ныне известными документам, положение Германии в этом вопросе блестяще. Аргументация у Давида была мастерская и произвела сильное впечатление. Трелстра в качестве председателя выразил это впечатление, сказав, что он восхищается речью товарища Давида, произведшей столь глубокое впечатление.

После нескольких бледных замечаний ван Коля мы разошлись для того, чтобы на следующий день — если Брантинг этого пожелает — открыть прения по речи Давида или перейти к обсуждению анкеты.

Вчера после обеда состоялось заседание делегации, в котором была рассмотрена анкета и назначены ораторы для отдельных секций.

Сегодня утром с 10 часов заседание под председательством Трелстры. Мы обсудили «технику» анкеты и стали задавать различные затруднительные вопросы. Например, в анкете говорилось о Бельгии, Эльзас-Лотарингии, Северной Силезии и т. д. В связи с этим мы подробно осведомились об Ирландии, Египте, Индии, Марокко, Триполи, Мальте, Гибралтаре и пр. Либо, аргументировали мы, при заключении мира должен быть произведен передел всего света, тогда необходимо упомянуть и о названных нами областях, либо речь идет лишь о тех областях, которые с войной «приведены в движение» или пережили перемену властителя, но тогда выбывают Эльзас-Лотарингия и Силезия. Лицо Брантинга приняло раздосадованное выражение. Однако