— Поверьте долгосрочному опыту, прелесть моя, насморк не имеет никакого юридического права стать причиной расстройства. Клин должно вышибать клином, и здесь верную службу сотворит нюхательный табак. Этак закладываешь добрую понюшку и принимаешься знаменито чихать — удаляется всяческое воспаление, уверяю вас.

Некий молодой человек гонялся за откуда ни возьмись образовавшейся кошкой — та носилась кругами относительно стола — и орал как будто его резали: «Расступитесь, сделайте такую милость!» Охотник хоть и старался лавировать, все-таки сшиб де Люса, весьма довольного произведенной миссией касательно госпожи дю Плезир, отсюда кошка переменила тактику и понеслась по вертикальной каменной стене. Молодой человек, обескураженный столь непревзойденным ходом, сник и обусловленный желанием реабилитировать ее действия безусловно направился хлебать горячее вино, приправленное корицей.

На столе графиня Рокморель и баронесса дю Плезир отделывали гопак, самбу, мучонголо африканского племени педи и пляску святого Витта одновременно.

А музыка тем временем обрела в отличие от увертюры сущий минор — лилась тихая мелодия: меланхолия осени, щемящая печаль расставания, уныние не свершенного и прочее столь знакомое каждому и тем дорогое настраивалось звуками. Любопытно, что если в первой фазе концерта пламя светильников согласно камланию дружно дрыгалось и по стенам носились веселые тени, то теперь фитили съежились, свечи плакали, помещение оборудовалось красивым мраком, в высоких углах хоронилось таинство.

— Я решительно против чего-нибудь, — стоя на столе, сопровождала улыбку баронесса дю Плезир, плавно разводя руки, будто рассекая воду и посредством этого плывя, — и не просите.

Графиня, что недавно покинула пьедестал, умиротворенно выговаривала графу относительно нетщательно выбритых ушей. Он тянул рот до ушей и совершал комплимент:

— Но как вы вспотели, графиня, вам необычайно к лицу.

Квело щерился аббат и не отделывался от предыдущей прекрасной дамочки:

— Если хотите знать, я сильно исследовал Писание и нахожу множество штучек. Как вам понравиться поминовение апостола Иакова в Таинстве Литургии: «Прощение грехов святейшим». Однако святые уже имеют отпущение грехов!.. И вообще, драгоценная, грехи — продукция сопоставимая. Без покаяния церковь пуста.

В целом, судя по поступкам и облику, все оставались удовлетворены ходом вещей. Только наш обескураженный шевалье грустил. Улыбка-то присутствовала, но столь испуганная, что никоим образом не позволяла заподозрить положительный настрой тела…

Выяснилась вот какая история. Резкий переход неистового буйства темпа и нот в звуки, пронизанные печалью жизни, совершает определенную операцию над организмами. Именно, сходность чаяний. Эффект неукоснительно свершился, об этом говорит то, что впоследствии все угрюмо умалчивали нагрянувшее желание. Ибо было оно непростое. И выразила его девочка. Она коротко — смахивало на приказ — произнесла:

— Жертву.

Попало на изумительный, тонкий аккорд, который добыла Женевьев после отменной нисходящей секвенции. Все замерли. Раздалось молчание, отточенное прекрасным эхом созвучия. Длилось немало секунд, после чего ноты вновь грустно и плотоядно зашагали. И это взорвало души.

— Жертву! — раздался общий рык.

Словно по велению дирижера, улыбающаяся публика приобрела антагонистичные предыдущим облики: хищные оскалы зубов, сжатые позы, будто перед погоней, скрюченные пальцы, воинственный огонь глаз — все отличило звероподобные существа.

Как один дружно устремили взгляды на клавесинистку. Она окончательно прекратила играть и, продолжая сидеть, глядела на присутствующих. Взгляд был спокоен и самоуверен. То же самое можно отнести к последующему жесту. Девочка вытянула руку с указующим перстом и громко произнесла:

— Графиня, вот кто жертва! Вызубрите это раз и навсегда!

Можете верить или не можете, но граф начал реализовать намек первым. Он стремительно рванул. Самое удивительное, что графиня подготовилась к ситуации: она несильно подпрыгнула и, приземлившись, дала старт. Вся орава, беснуясь и блажа, бросилась вдогонку.

Это было чумовое состязание. Графиня взлетела на стол и понеслась по нему, большинство преследователей бежали вдоль сооружения, лишь граф и молодой человек, знакомый по кошке, резво вскочили на мебель подобно графине и топча блюда делали преследование. Между тем графиня прыгнула на стену и на четвереньках как заправский человек-паук побежала по ней, разумеется, боком. Народ несся вдоль стены и подпрыгивал, норовя сшибить объект. Отметим, что вопли усилились.

Вдруг все остановились. И вот отчего. Женевьев стояла подле инструмента и хохотала во все легкие. Люди замерли в недоумении. Раздались слова девочки:

— Индюки и варвары, до вас не доходят элементарные вещи. Я вас обдурила. Конечно, жертва я — ну посмотрите внимательно, — малютка пошла вертеться, принимая позы непристойные до крайности.

И все бы ничего, народ был готов согласиться, однако графиня нимало не намеревалась отдавать первенство.

— Ах так! А такая вольта вас не прельщает?

Графиня изобразила телом бесподобное паскудство.

Все стояли разбитые недоумением и тяжелым выбором решения. Прево первым нашел в себе самообладание и ступил в направление к графине, имея мотив не оставить эту выходку без должного вознаграждения. Однако Женевьев не собиралась уступать позиции:

— Болваны, а болваны. Ну посмотрите внимательно, какая из госпожи Франсуазы жертва. Она и в опереточную артистку не годиться. Смелее ко мне, я — ваша цель.

Все сию же минуту сообразили, что активирована издевательская игра. Посетило негодование, оставлять эту проказу на произвол судьбы не годилось, это было очевидно. По наитию, что посетило участников одновременно, масса разделилась на две равные группы и вновь предприняла охоту. Не тут-то было, отщепенки очень ловко увиливали от рук разъяренных и мобильных ловцов. Катавасия возникла невообразимая.

Вдруг случилась очередная перипетия, на столе стоял шевалье ля Мот, лицо было искажено ничем иным как горем. Он молил:

— Господа, вы введены в заблуждение. Я и только я. Это мое призвание, отныне таковое прочувствовано мной во всю тектонику. Претендую на исполнении собственной роли в текущем событии и настаиваю.

— Так, чего доброго, все подадутся в жертвы, — огорчился Девон. — Это исключено всем историческим правилом и давайте соблюдать в конце концов выражение лица. Что за ребяческое отношение… А не передохн у ть ли нам?

— Мы все перед о хнем, — согласился молодой преследователь кошек и шагнул к столу.

Предложение пришлось по душе, все расселись по местам. И тут приключилось необыкновенное. Друзья стали обращать внимание друг на друга. Дю Плезир, узрев по соседству голую Лефаж, пришла в крупное изумление, которое кончилось тем, что дама взглянула на себя и наблюдение уже завершилось ужасом. Приблизительно такое же стало происходить со всеми, оглядев соседей и себя, они пустились издавать отчаянные междометия и прикрывать руками самые компрометирующие области натур. Здесь их снисходительно выручила Женевьев, ударила по клавишам. В тот же миг все открыли обратно свои прелести и начали общую пляску, которую даже очень африканское племя педи не сумело бы воспроизвести. Дамы закидывали ноги выше разнообразных голов, мужчины делали кульбиты и прочие антраша. Всем было неоспоримо знатно. Внезапно танец перешел в рукоприкладство.