– Что ты несешь?! Они грызут вещи или нет? Значит, могут сгрызть то, что не положено! – гремит Лео. – Твою мать, Луис, какой на хрен коллапс, он просто обожрался твоей вонючей губкой!

– А откуда я мог знать, что он сделает это?

Внезапно я испытываю чувство вины. Не скажу, что такое со мной случается часто. А с другой стороны, думаю я, откуда мне знать, что жрут, а чего не жрут хорьки? У меня всегда были кошки.

– Хорькам делают промывание желудка? – спрашиваю я.

– Сейчас мы это узнаем. – Мой друг поднимается и достает мобильник. – Самое время звать ветеринара.

– Но сегодня воскресенье, Лео, – напоминает ему Адела. – Все клиники закрыты.

– Только не у Паоло, – буркает Лео, ища номер в записной книжке.

И в очередной раз я размышляю над тем, как удобно иметь соседа, у которого полно друзей на все случаи жизни. Друг-адвокат, друг-импресарио, друг-компьютерщик, друг-фотограф, друг-стилист… Друг-ветеринар.

Через полчаса мы встречаем запыхавшегося от бега Паоло как спасителя отечества. Это низенький, коренастый немногословный тип с суровым лицом. Он достает Да Винчи из клетки и профессионально ощупывает.

– Будет лучше, если я заберу его к себе в амбулаторию, – говорит он наконец. – У него просто несварение желудка. У хорьков вообще очень деликатный желудок. Я предпочел бы понаблюдать за ним сегодня ночью.

– Если так необходимо… – говорю я и ловлю себя на том, что мне трудно расстаться с Да Винчи.

Дать унести его неизвестному человеку, не зная, вернется ли он обратно живым. Я теряю голову?

– Конечно, можно оставить его здесь, – перебивает Паоло, видя мое замешательство. – Но тогда кто-нибудь должен будет просыпаться через определенное время, чтобы проверять его состояние. Но вы наверняка не будете знать, что делать, если ему станет еще хуже. Так что лучше уж доверьте его мне.

Адела и Лео поворачиваются и молча глядят на меня.

– Вы чего? Что вы на меня уставились? – спрашиваю я воинственно.

Она хозяйничает у меня в башке и путает все мои мысли, черт бы ее побрал!

Сейчас они напоминают мне пару обвинителей.

– Потому что это твой хорек, мудак, – произносит Лео ангельским голосом. – Я бы отправил его с Паоло, но решение за тобой.

– Пусть забирает, – после некоторого колебания соглашаюсь я. – Вы правы, лучше, если он проведет ночь под надзором специалиста. Я могу прийти забрать его завтра утром?

– Разумеется. Завтра во второй половине дня, – отвечает Паоло и берет Да Винчи на руки: – У тебя есть, в чем его везти?

– Нет, обычно я его ношу так, как держишь его ты, – признаюсь я.

– Это запрещено, – информирует он меня. – Надо обзавестись сумкой-переноской.

И, не тратя больше слов, он уходит вместе с Да Винчи.

Мы остаемся в студии одни и озабоченно переглядываемся, никто из нас не хочет произнести то, о чем думает каждый: а вдруг Да Винчи умрет?

– Как удачно, что ты вернулся раньше, – произносит наконец Адела, обращаясь к Лео.

– Я получил телепатический сигнал, – отвечает он.

– Да-а? А я-то думал, ты так спешил подарить себе счастье новой встречей со мной, – иронизирую я.

– Если честно, мне больше не хватало хорька, чем тебя, – фыркает он и обводит взглядом книжные полки со сваленными в беспорядке книгами: – Где-то у нас были стаканы. Надеюсь, вы не весь ром вылакали?

Пару часов спустя мы, совсем пьяные, разжигаем огонь в печке для душевного комфорта, а больше для того, чтобы избавиться от сырости весеннего вечера, гасим все лампы, за исключением старого уютного абажура над столиком в углу. Атмосфера релакса, любви и тайны. Лео только что закончил аккомпанировать на гитаре нашему импровизированному хору и теперь сидит на диване, обняв за плечи Аделу, а я оседлал стул и опираюсь подбородком на его спинку.

Мы остаемся в студии одни и озабоченно переглядываемся, никто из нас не хочет произнести то, о чем думает каждый: а вдруг Да Винчи умрет?

– Еще одно воскресенье в предынфарктном состоянии, – нарушаю я тишину. – Будем надеяться, что неделя окажется более благоприятной.

– Кто знает? – говорит Лео. – С некоторых пор в этих краях чего только не происходит.

– С тех пор как я познакомился с Евой, – поддакиваю я, убежденный, что причина в этом. – Иногда я задаюсь вопросом, уж не сглазила ли она меня.

– Не наговаривай на бедняжку, – подает голос моя сестра. – Она кажется такой невинной.

– Это только кажется. Никакая она не невинная, – слабо огрызаюсь я. – Она маленькая ведьма. Я больше ничего не могу делать, не могу набраться смелости даже посмотреть на то, что набросал в прошлый раз. Она хозяйничает у меня в башке и путает все мои мысли, черт бы ее побрал!

– Уж не влюбился ли ты часом? – любопытствует Лео.

– Не городи ерунды, – не задерживаюсь я с ответом, но он обусловлен реакцией, как в случае с ногой, которая взлетает, когда бьют молоточком по колену.

– А если и так, что в этом плохого? – спрашивает Адела, голова которой покоится у Лео на груди. – Разве с ним такое в первый раз?

Я молча смотрю на огонь.

– А если в последний? – бормочу чуть слышно.

Адела хлопает в ладоши.

– В таком случае я должна погадать тебе на картах! – оживляется она. – Я точно видела где-то здесь колоду.

Она явно имеет в виду колоду карт марсельского Таро, что хранится у меня с давних пор. Ее происхождение теряется во тьме времен, но она всегда была в нашем доме, сколько я себя помню. Это то из немногого, что я привез с собой в Италию. Она всегда в моем заплечном рюкзаке во всех моих скитаниях.

Мой фирменный способ перемены мест всегда один и тот же: я беру с собой только то, что помещается в рюкзак, и ни вещью больше. Он среднего размера и ничем не похож на мастодонтов из чертовой кожи, с которыми обычно перемещаются по миру молодые скандинавские любители кемпингов. Мне хватает моего. Главное, что в нем всегда находится место для первого и единственного карманного издания «Орфических песен» Дино Кампаны[17]и для колоды карт Таро.

Если такое произошло с Лео, не произойдет ли оно и со мной? И тогда мне останется только бороться с тиранией чувств и банальных истин в одиночку.

Я снимаю колоду с верхней полки и протягиваю сестре. Лео с интересом смотрит на нее:

– Ты тоже умеешь гадать на картах Таро? – спрашивает он с удивлением.

– А кто, по-твоему, научил гадать на них этого сопляка, если не я? – кивает в мою сторону Адела, профессионально мешая карты.

– Не заливай, нас обоих научила Чечилия, – смеюсь я, и легкий укол боли напоминает мне, что я запретил себе думать о Чечилии.