– Лео, послушай, это не значит, что ты должен поставить на всем крест.

И все же на душе было неспокойно. Я еще мало знаю ее, но вполне довольно, чтобы понять: она барышня импульсивная.

Меня охватывает сомнение, не навредил ли я своей сестре. Может быть, Лео ей нравится больше, чем я думаю. Но пока я задаю себе этот вопрос, возникает уверенность, что это не так.

– Свадьба всего спустя неделю, что вы провели вместе… А почему бы тебе не отправиться на Сицилию проведать ее? Вы бы лучше поняли друг друга, побудь вы подольше вместе. У тебя нет концертов на Сицилии?

– Избавь меня от советов Донны Летиции[18]. – Лео резко пресекает мою попытку утешить его душу и достает бумажник, в то время как официант ставит на стол новый бокал. – Скажи лучше, что ты намерен делать с этим типчиком? – Он кивает на Да Винчи.

Мордочка зверька торчит из сумки, которую я держу на коленях. Он явно прибалдел от лекарств и глубоко оскорблен цветом своего временного жилища. Этот мексиканский мешок в ярко-красных тонах был первым, что попался под руку, когда я уходил, чтобы забрать хорька у ветеринара.

– Для начала я отнесу его в мастерскую, а завтра вечером он поедет ко мне, чтобы не мерзнуть в одиночестве, а дальше все как обычно. А почему ты спрашиваешь?

– Потому что ты непременно угробишь его, вопрос времени, – бросает Лео грубо.

Хочет отомстить мне за откровенность, с какой я разрушил его надежды на союз с Аделой?

– Ты рассеян и плохо соображаешь, а когда на тебя находит вдохновение, ты вообще ничего не замечаешь. Ты не приспособлен ухаживать за животными.

– Теперь ты говоришь, как кондовая домохозяйка. Да у тебя бы хорек сдох, объевшись одной макулатурой, и уборщица нашла бы его трупик со вздувшимся пузом от несварения, – огрызаюсь я.

– Между прочим, он отравился у тебя, а не у меня.

– Короче говоря, ты призываешь к консенсусу? – шучу я.

Мы не поссорились из-за краха его матримониальных надежд, недоставало еще поссориться из-за хорька.

– Да. Я предпочел бы, чтобы ты держал его в мастерской, когда ты там, и оставлял его на ночь у меня, – подтверждает он.

– А когда ты уезжаешь?

– Когда я уезжаю, я буду вынужден целиком полагаться на тебя. И упаси тебя бог опять устроить ему что-то подобное, меня из-за тебя вчера вечером чуть инфаркт не хватил. – Он с укором покачивает головой и смущенно добавляет: – Знаешь, я к нему как-то привязался. Может быть, потому что он появился в тот же вечер, когда приехала Адела.

Я, не отвечая, разглядываю ножки стула.

– А завтра я пойду и куплю ему переноску, как полагается, и уж не такого дерьмового цвета, как этот твой мешок! – Он с вызовом смотрит на меня.

Так что, когда на следующий день приходит Ева, Да Винчи нет в мастерской, потому что Лео взял его с собой за покупками.

Я не думаю об этом, когда передвигаю деревянный стол к книжным полкам, подальше от дивана. Так у меня появляется больше пространства для того, чтобы перемещаться вокруг моей модели, сохраняя необходимую для работы дистанцию. И только когда я обвожу комнату взглядом, замечаю, что клетка Да Винчи пустует. А нашим с ней договором предусмотрено, что она имеет свободный доступ к нему во время сеансов позирования, чтобы быть уверенной в том, что с ним все в порядке. Я тоже подписался под этим. Не придет ли ей в голову порвать контракт из-за неисполнения мною его пунктов?

Стараясь не впадать в панику, я рассуждаю: двадцать дней назад она не знала, куда деть хорька, и вряд ли знает это сейчас. Так что маловероятно, что она решится забрать его у меня, чтобы снова бродить вдоль каналов, не ведая, что с ним делать. Я оставался хозяином положения. И все же на душе было неспокойно. Я еще мало знаю ее, но вполне довольно, чтобы понять: она барышня импульсивная. Нужно сделать так, чтобы она не думала о хорьке. Я должен отвлечь ее.

Я караулю ее у окна и вижу, как она проходит под аркой из красного кирпича и пересекает двор. Сегодня она опять в джинсах, и на мгновение я с сожалением вспоминаю, как она выглядела в тот воскресный день в платье цвета зеленой воды. C удовольствием отмечаю, что на сей раз на ней обтягивающая блузка теплого медного цвета, отчего ее кожа и волосы словно подсвечены пламенем. Я ни разу не видел на ней одежды того цвета, который бы ей не шел, и каждый цвет, распадаясь в моих глазах на отдельные краски, подчеркивает разные аспекты ее личности, делая ее всякий раз непохожей на себя прежнюю. Вот почему я не могу определить, какого цвета ее волосы. И, быть может, по той же причине мне никак не удается нанести на бумагу то неуловимое, что я чувствую в ней. Или выбросить ее из моей головы.

Она проходит мимо дровяного сарая, кладет руку на ручку двери и поднимает глаза. Сквозь стекло двери наши взгляды встречаются и замирают в этом контакте. Я не делаю ни шага ей навстречу, и не только потому, что прикрываю собой клетку Да Винчи. Я не двигаюсь, потому что хочу, чтобы она сама открыла дверь и закрыла ее за собой. Чтобы она шла ко мне навстречу.

Но, как только я слышу щелчок закрывающейся двери, я устремляюсь к ней.

– Привет, добро пожаловать, – улыбаюсь я.

– Я не хотела приходить, – не здороваясь, говорит она. – Я решила вообще больше не появляться здесь.

– В таком случае я очень рад, что ты переменила решение, – говорю я. – Иди сюда, сегодня идеальный свет, прямо сейчас и начнем.

Я беру ее за руку, и она вздрагивает, как от удара. Воспользовавшись тем, что застал ее врасплох, я веду ее к деревянному столу.

– Ладно, только сегодня мы недолго, в девять я должна быть в другом месте, – говорит она.

Следовательно, после сеанса у нее свидание, и тоже ненадолго.

Она не в ладах с собой, и это хороший знак. А главное, отчасти из-за спешки, а отчасти оттого, что мы сразу перешли к делу, она не задала вопроса о Да Винчи. Вот так бы и дальше. Она доверчиво идет за мной. Она уже поняла, что я не прикасаюсь к своей модели, когда она позирует.

Я не двигаюсь, потому что хочу, чтобы она сама открыла дверь и закрыла ее за собой. Чтобы она шла ко мне навстречу.

Но в этот момент она не позирует.

Я вежливо подталкиваю ее, пока она не упирается в короткий край стола, прижавшись верхней частью ягодиц к бортику. Инстинктивно она отводит руки назад, чтобы опереться о столешницу, и ее маленькие груди подаются вперед, проступая сквозь тонкую ткань блузки. Сегодня она без бюстгальтера. И это также воодушевляет. Я отпускаю ее руку и останавливаюсь перед ней.

– Я должна раздеться? – спрашивает она, слегка нервничая.

Я стою очень близко к ней.

– Нет. – Я отрицательно качаю головой и гипнотизирую ее взглядом, чтобы не оставить ей выхода. – Сегодня тебя раздену я.