Скорее всего, и та и другая, как и большинство француженок.

Отвечая на вопросы прессы о своем сожителе и гражданском муже Франсуа Олланде[100], Руаяль неоднократно упоминала, что является «свободной женщиной». Казалось, что у пары были свои противоречия (они, совершенно очевидно, не были лучшими друзьями), и французские СМИ начали свое расследование их отношений, после чего пришли к выводу о том, что какими бы эти отношения ни были, это не имеет общественного значения. На вопрос о том, являются ли они парой, Олланд ответил: «Мы не можем ни подтвердить, ни опровергнуть этот факт. Каждый из нас имеет свое собственное право на жизнь».

* * *

Французы живут в культурной среде, кардинально отличной от американской. «Я не считаю себя первой леди, – заявила Сесилия, жена президента Саркози. Мне скучно в такой роли. Я не политически корректный человек». (С этим Саркози разобрался, когда с ней развелся.) Жена другого президента Франции Жискара д’Эстена – Анна Эймона д’Эстен на вопрос о том, что она хочет сделать в качестве первой леди, ответила: «Я мечтаю о том, когда перестану ею быть». Если бы жена американского президента позволила себе такой ответ, она могла бы перечеркнуть политическую карьеру мужа. Однажды Саркози заявил журналу Le Figaro: «Во Франции выбирают президента, а не его семью». Ну уж если президентская чета имеет право не соответствовать общепринятому идеалу англосаксов, то точно так же могут себя вести и все остальные пары во Франции.

О понимании человеческой и окружающей нас природы, почему француженки отвергают идею вечной трансформации личности, о том, что внутреннее ощущение чувственности и внешние проявления чувственности – далеко не одно и то же, о разнице между отрицанием своего возраста и поклонением перед ним, о том, что у нас общего с птицами и червяками, и почему вы не отправитесь гореть в ад, если позволите себе что-то большее…

«Ваши чувства являются органами, соединяющими вас с окружающим миром».

Жан Антельм Брийя-Саварен[101]

Вы сидите в дорогом парижском кафе. За соседним столиком француженка. Она – типичная парижанка, записная красавица, вслед которой мужчины свистят и восклицают «О-ля-ля!». Ноги – отсюда и до Ла-Манша, ноль жира в теле, полная самоуверенность. Стоит ей поманить пальцем, и мужчины бросятся убивать друг друга за право с нею быть.

Она поднимает руку, чтобы подозвать официанта. И… как, не может быть?!

Это у нее под мышкой волосы… или вы заказали слишком много коньяка?

Вам хочется еще раз взглянуть, но вы стесняетесь, поэтому надеваете солнечные очки, чтобы иметь возможность безнаказанно рассмотреть то, что вас интересует. И…, о, да. У нее под мышками заросли, отрицающие устои гигиены, общественного вкуса, морали и женской красоты. Француженка нарушает все правила сексапильности, она наполовину Мадонна – наполовину животное. Самое ужасное, что она этого не стесняется, а возможно, даже и гордится. Она может считать это naturel (естественным), но для англосакса это слишком naturel. Вы считаете, что такую француженку надо посадить на четырнадцать суток в каталажку и сделать ей принудительную эпиляцию. И вы задаете себе вопрос: почему француженки не бреют подмышки?

* * *

Понятное дело, что француженки не доводят себя до полной запущенности. Однако я неоднократно слышала, как шокированные американцы очень критично комментировали такое «дикарское» состояние заросших подмышек француженок. У американцев существует «пунктик» относительно французских подмышек точно так же, как и по поводу использования мыла, типа, «У вас что, мыла нет? Почему пользуетесь им гораздо реже, чем мы?» Помнится, как мой американский приятель впервые приехал во Францию, пришел в местный fromagere (сырная лавка). Продавщица отрезала кусок «благоухающего» бри и передала ему через прилавок голыми руками. Мой знакомый обалдел: «Как, без перчаток?!» (Он же, кстати, очень удивлялся тому, что мы дома храним сыр в клетке).

Не скрою, что и я сама, когда впервые узнала о таком кухонном «девайсе», была немного ошеломлена. Для всех незнакомых с этим прибором объясняю: клетка для сыра – это в буквальном смысле клетка с деревянным днищем и стальными прутьями для того, чтобы сыр спокойненько в ней дозревал. Сыр лучше всего доходит не при прохладной температуре в холодильнике, а при комнатной. На ночь клетку с сыром можно выставить на балкон или повесить на окно с внешней стороны. Я именно так и поступала долгие годы, пока случайно не опрокинула клетку и ее содержимое не размазалось по тротуару. Если ставить сыр, не накрывая, в холодильник, то он пропитается химикатами. Французы считают, что лучше дать сыру возможность жить своей жизнью на «вольном» воздухе. И им получившийся bouquet (букет) запахов кажется очень приятным. Во всяком случае, гораздо приятней, чем запах кухни, вымытой карболкой и каким-нибудь чистящим средством типа Dr. Proper. По мнению французов, кухни, как и люди, должны дышать и пахнуть. «За что бедный сыр в клетку посадили?» – непонимающе спросил мой американский приятель о fromage (сыре), томящемся в застенках, как узник совести.

В общем, мы немного отвлеклись и отошли от женской темы. Скажем так: французы спокойно принимают неизбежные сложности, вызванные быстротечным ходом времени. В этом смысле мое отступление о сыре (и возрасте) является абсолютно обоснованным. Анн-Мари вот уже двадцать лет преподает французский язык студентам в Лос-Анджелесе. Она сделала следующее наблюдение:

«Мои американские ученики очень оторваны от природного мира и крайне брезгливы. Они настолько привыкли к тому, что вся еда или ненатуральная, или изготовлена промышленным образом, что не в состоянии отличить ее от естественной. Например, когда они учат, как по-французски называется «ветчина», я говорю им слово jambon. (В буквальном переводе jambon включает слово «нога» – jambе). Ведь когда ешь ветчину, фактически ешь свиную ногу. «Ой, мрак! – говорят студенты. – Не надо таких натуралистичных подробностей». Тогда я спрашиваю их: «Может, вы думаете, что ветчина растет на деревьях, как апельсины? Никогда не задавали себе вопроса о том, откуда она берется?» В общем, американские дети совершенно оторваны от природы и оторваны от своих чувств, да и вообще от всего чувственного».