Марак перевел свой взгляд на огромные песочные часы возле стены. Песок уже ссыпался весь на дно стеклянной колбы. Я проследил за его взглядом. Судя по всему, время, отведенное для ритуала, закончилось, и продолжать его не было смысла.

– Этот ритуал я совершаю каждые тридцать шесть лет в день весеннего равноденствия. Это было всегда, и не вижу причин прекращать задуманное. Но мое время стоит на месте, когда я этого пожелаю, а вот твое идет. Ты с каждым днем становишься все сильнее и сильнее. И настанет миг, когда ты перестанешь воспринимать этот мир как свой дом и отправишься дальше сквозь создание. И никогда не узнаешь, что стало причиной твоего могущества. А я! Я займу твое место. Я стану твоей тенью и отправлюсь вслед за тобой.

– Любое тело смертно, Марак! Твое не исключение. Придет конец и этому.

– Не ты ли станешь началом этого конца?

– Я? Нет, не думаю. Ты давно все рассчитал, и мне наплевать, как именно. Но тебе не удастся меня использовать! Я не влезу в твои планы.

Быстрым, почти неуловимым движением Марак схватил со стола какую-то реторту и разбил ее о каменные плиты. Клубы сизого дыма застлали пол, обволакивая камни, заструились вверх, восходя тонкими причудливыми узорами. Запах был отвратительный. В руках хана блеснул Айтар. Тот самый клинок, о котором мне рассказывал Маидум. Два острых как бритва конца загибались вверх, словно серп луны. Оружие было опасным, но, скорее всего, техника владения им не многим отличалась от моей.

– Я вижу на лице удивление. Вопрос, как этот выживший из ума старик собрался навредить мне своим презренным железом. Ведь именно об этом ты сейчас думаешь?

Я лишь поправил пояс с ножнами и шагнул на ступеньку ниже.

– Все не так просто. Пусть на вид это самое обычное железо, но именно этому клинку подчиняются все стихии этого никчемного мира. Именно его они слушаются, как рабы своего господина. Этот Айтар предназначен убивать обезумевших духов, выродков вроде тебя, которые от рождения наделены сокровищем, о ценности которого даже не подозревают. Этот кинжал долго ждал своего часа! Глупый юнец, проживший на земле меньше времени, чем я трачу на изучение книги. Ты посмел помешать и еще в чем-то меня упрекнуть. Ты не умрешь, но с этого самого момента жизнь превратится для тебя в сущий ад, и я стану этим адом.

Клинок Марака ударил сверху вниз. Словно он бил стоящего перед ним противника, хотя и был от меня шагов на двадцать в глубь комнаты. Я так и застыл, не пройдя всю лестницу до конца, когда на мне вспыхнул огонь. Яркое пламя пронизывало насквозь одежду, кости и плоть, но смысла в этом я не видел. Сам огонь был безумно рад, что его выпустили на свободу и дали волю полыхать во всю силу. Он как испуганное животное, был удивлен и растерян, но пылал жарко и жадно. Мне это не причиняло ни боли, ни страданий. Несмотря на то, что, полыхая словно факел, я продолжал стоять, размышляя, в чем же смысл этого смертоносного оружия. Ведь во мне живет такой же верный огонь, вот только он не похож на запуганного зверя, он мой ДРУГ.

Первой возмутилась стихия воды. Ей стало обидно, что огню позволена такая свобода, и она попросила разрешения поспорить с ним. Я позволил, став в мгновение мокрым, словно под дождем. Беснующееся пламя собралось у меня в левой руке ярким алым цветком. Мертвецы, которые лежали с внешней стороны круга, медленно поднимались из зловонного тумана, нависшего над полом. В их обезображенных маской смерти лицах не было ни жизни, ни даже искорки сознания. Словно тряпичные куклы следовали указке своего хозяина, продолжающего нашептывать очередной боевой гимн, заклинающий стихии.

Странно, но мертвецов тоже было восемь, как и тех несчастных, которых выкладывал вокруг меня Син. Мне показалось, что это число не случайное. Неровная, шатающаяся шеренга принесенных в жертву рабов вступила на лестницу, и я бросил сгусток огня в них, не от страха, а просто чтобы освободить руку. Вспыхнули все почти одновременно. Выхватив из ножен клинок, я бросился вниз по лестнице. Пламя не мешало мне кромсать мертвую плоть, огонь, как напуганный зверь, шарахался от острого клинка, но и от этого пользы было мало. Атака была короткой, стремительной и бесполезной. Тогда я повелел льду сковывать все, к чему прикоснется оружие. В этот самый момент на меня обрушился целый водопад. В руках Марака был длинный кнут, сотворенный полностью из воды, и клинок только отсекал некоторые его части, тут же превращая их в замерзшие, скрипучие, изогнутые глыбы, но не мог заморозить все. С двумя мертвецами я успел справиться, они рассыпались мелкими осколками у ног, но остались еще шестеро, которые продолжали двигаться. Кнут хана сбил с них пламя, но движения восставших стали вялыми и неточными. У некоторых в руках оказалось оружие. Простое, не достойное внимания, но все же оружие.

– Мой взгляд словно лед, мое сердце – ледник, мои мысли чисты и прозрачны и подобны льдам, мои движения порождают холод, колючий, как снежные иглы, мой голос – метель!

То, что началось после этого, было стремительно и смертоносно. Снежная вьюга, жгучая, убийственно холодная, тугая, ударила из-за моей спины, словно взмах крыльев! И дрогнули стены. Заскрипели камни, затрещали и стали крошиться. Кнут выпал из рук Великого, разбился, ударившись об пол мелкими хрустальными осколками. Мертвецы разваливались на части. Обмороженная, серая плоть обваливалась с белесых скелетов. Камни трещали и вываливались из высокого свода, сыпались вниз. Один обломок ударил Марака по руке, и я увидел глубокую, кровоточащую царапину. В отличие от меня, его тело было плотным. Ведь он просто бессмертный, но человек.

– Все твое существование, все твое бессмертие держится на жизнях других. Ты столетиями выпивал из людей силу, словно вампир! Словно демон Гиарда, жадный до крови!

– А кто, по-твоему, давал им эту жизненную силу? Кто из ниоткуда призывал воду в эти пустоши, кто создал весь этот мир, в котором хоть как-то, но можно выжить? Кто воспитал сильных людей способных в бою доказать, что они достойны уважения? Кто собирал по землям угнетенных и изгнанных?

– О! Да! Пастух всегда пасет свое стадо, чтобы потом выбрать ягненка пожирней себе на обед. Суть в том, что твоим стадом стали люди, а не безмозглые животные. Ты людоед! И ты сам породил эту пустыню, растущую с каждым годом во все пределы!

– Ошибаешься, Хаттар! Я стал богом этого мира, его создателем, и, как любой создатель, я требовал платы от своих порождений. Каждый второй на этой земле не смог бы выжить без моей помощи. Каждый второй стал бы кормом степных гиен, не успев прожить и года от рождения. Я брал лишь малую толику того, что так щедро раздавал смертным!

Метель взбесилась окончательно. Обезумевший ледяной ветер носился по тесному залу, сметая все на своем пути. Увлеченные за его потоком камни резали плоть Марака словно бритвы. Круг, который был очерчен на полу, вспыхнул белым пламенем и образовал стену, сквозь которую не могла пробиться вызванная мною смертоносная вьюга.

– Я вижу в тебе страх, великий хан! Страх, который растет и поедает изнутри. Ты ведь имел совсем другие планы на мой счет. Ты хотел заполучить мою силу и использовать ее по-своему.