* * *

Февраль в этом году выдался снежным, а значит, чистым. Впрочем, за городом в любую погоду снег оставался белым. Как любила говорить Ольга Бабурская, девственным. Светлана Калинина, домработница Бабурских, стоя на крыльце, вдохнула морозный, немного колкий воздух полной грудью и зажмурилась от удовольствия. Воздух пах свежестью, был чист от выхлопных газов или ядовитого дыма, выплевываемого в небо трубами промышленных предприятий. В этом загородном поселке земля и дома стоили целое состояние именно потому, что находились действительно в экологически чистом месте, вдалеке от промзон, мусорных полигонов, аэропорта, железной дороги и прочих объектов, необходимых для цивилизации, но наносящих непоправимый ущерб природе.

Впрочем, так далеко в своих рассуждениях Светлана не заходила. Она была простой женщиной, медсестрой по образованию, еще в начале двухтысячных сменившей белый халат и нищенскую зарплату на фартук домработницы и, по совместительству, еще и сиделки. За восемнадцать лет работодатели ей попадались разные – вежливые и стервозные, склочные и добрые. С одними она расставалась без сожаления, к другим прикипала всей душой, но, пожалуй, не было семьи, к которой она привязалась бы так же сильно, как к Бабурским.

Конечно, работа здесь была, мягко говоря, непыльной. Уборка в пусть даже и большом доме, в котором жили всего три человека, много времени не занимала. Готовить Светлана любила, тем более и Ольга Аполлинарьевна Бабурская была отменной хозяйкой и частенько вставала к плите сама, чтобы побаловать мужа. Стирка? Глажка? Смешно, ей-богу, когда семья-то всего ничего. Детей нет, а вместе с ними и неизбежного гвалта, разбросанных игрушек, пролитого варенья или замызганных футболок. Нет, работа спокойная, отношения с хозяевами прекрасные, свободное время удавалось проводить с пользой благодаря имеющейся в доме прекрасной библиотеке, да еще видеотеке, в которой Светлане разрешали брать любые фильмы.

Конечно, в последние года полтора Михаил Валентинович совсем сдал, но все-таки обслуживал себя всегда сам, не допуская домработницу ни к гигиеническим процедурам, ни к одеванию-раздеванию. Она только делала ему уколы, в случае необходимости ставила капельницы, да по часам приносила прописанные таблетки. Вот, пожалуй, и все. Не считать же дополнительной работой необходимость подать хозяину завтрак или обед в постель, если он плохо себя чувствует и проводит день, не выходя из спальни.

Когда хозяина убили, Светлана немного растерялась. Она понятия не имела, останется ли Ольга Аполлинарьевна жить на даче или переберется в городскую квартиру. Нужна ли ей будет домработница на полный день, да еще с пансионом и проживанием, и поэтому начала подумывать о возможном переезде. Уезжать из Спасского-Лутовинова ей не хотелось. И дом, и хозяйка, и объем работы, и уровень зарплаты устраивали ее полностью, но все могло измениться в любой момент, и Светлана предпочитала быть к этому готовой.

Убийцу Бабурского она не раз и не два поминала недобрым словом. И потому, что к старику относилась с симпатией и уважением, и потому, что лично ей случившееся грозило серьезными переменами в жизни. А перемен Светлана не любила.

Она снова вдохнула полной грудью, поплотнее закуталась в шерстяной платок, который накинула на плечи, выбегая на крыльцо. Вообще-то она уже поднялась к себе, наверх, но услышала в кухне какой-то шум и спустилась, чтобы убедиться, что хозяйке ничего не нужно. Но в кухне не было никого, и тишина здесь стояла такая оглушительная, как бывает только в деревне. Ей захотелось подышать, и, накинув платок, Светлана вышла на крыльцо, на котором стояла теперь, задумчиво запрокинув лицо к холодным далеким звездам, которым не было никакого дела до ее внутренних метаний.

С одной стороны, с похорон Михаила Валентиновича уже прошло три месяца, и все это время Ольга Аполлинарьевна жила на даче, выбираясь в город только по делам не чаще двух раз в неделю. Казалось, смерть мужа отняла у нее всю внутреннюю силу и погасила тот интерес к жизни, которым всегда светились ее глаза. Она даже галерею свою почти забросила, переложила все заботы на плечи сотрудниц – Анны и Елены.

Светлана все эти три месяца продолжала механически выполнять свои обязанности. Следила за домом, готовила еду, чуть ли не силой заставляя Ольгу Аполлинарьевну есть три раза в день. Та делала это механически: не ела даже, а принимала пищу, не чувствуя вкуса и, казалось, не понимая, что именно она ест. Работы стало еще меньше, но об увольнении своей помощницы по хозяйству Бабурская не заговаривала.

С другой стороны, рано или поздно, но выйдет же она из того ступора, в котором находится, а значит, слова о сокращении зарплаты в связи с уменьшением объема работы, а то и вовсе о переходе на двухдневный режим работы, могут прозвучать в любую минуту.

Именно поэтому сейчас Светлана Калинина решала непростую для себя дилемму. Ей поступило предложение о новой работе, причем из дома, расположенного здесь же, в поселке. Это означало, что она сможет остаться жить в этом, так нравящемся ей месте, с его вкусным и полезным воздухом, сохранить источник дохода и она даже выиграет в зарплате. Но ей придется бросить Ольгу Аполлинарьевну, серьезно увеличить собственную ежедневную нагрузку, да еще и поступить в дом, в котором растут двое детей, шумных, капризных и непоседливых, как и положено детям.

Согласиться на менее выгодные условия труда и при этом выглядеть предательницей в глазах Бабурской? Отказаться и «остаться на бобах», если хозяйка на самом деле вынашивает планы о сокращении ее содержания? Светлана думала уже три дня, но ответа на эти мучающие ее вопросы у нее все еще не было, а между тем срок, когда она должна была сообщить о своем решении новым работодателям, неумолимо приближался. Именно из-за этого ей и не спалось сегодняшней ночью.

Светлана передернула плечами, потому что мороз забирался под шерстяной платок, через спортивный костюм кусал плечи. По-хорошему, нужно было дойти до калитки и проверить, заперт ли замок. Но идти по засыпанной снегом дорожке (дворник приходил из близлежащей деревни два раза в неделю) смертельно не хотелось, да и зачем, если хозяйка сегодня никуда не выезжала, и в гости к ней никто не приходил.

Мороз кусался все сильнее, намекая, что пора уже вернуться в хорошо протопленный дом и улечься, наконец, в постель. Светлана тяжко вздохнула от того, что правильное решение никак не приходило, вошла в дом и заперла за собой дверь. Часы в гостиной пробили полночь. Это были старинные часы-ходики, которые Михаил Бабурский очень ценил и всегда заводил собственноручно. Только в последний год эта почетная обязанность легла на плечи Светланы, и, поднимаясь в свою комнату, она мимолетно подумала о том, кто будет заводить часы, если она уволится.

Под ногами скрипнула ступенька лестницы, ведущей сначала на второй, а потом на третий этаж. У Бабурских был просторный трехэтажный дом, на первом этаже которого располагалась кухня, столовая, гостиная и библиотека, на втором – спальни и кабинет хозяев, их гардеробные, а также одна гостевая комната, а на третьем – еще две гостевые спальни, комната домработницы, несколько кладовых и прачечная, в которой все было оборудовано для стирки, сушки и глажки вещей. Здесь месяцами не бывало никого, кроме Светланы.