– Прямо тут где-то оставлял, – пожаловался С. – Ты не убирала?

– Я не домработница, – донеслось с кухни. – Я не обязана следить за твоими бумажками.

С. сорвался.

– Я не говорю, что ты обязана! – заорал он и опрометью кинулся в кухню. – Я не говорил этого! Я просто спросил: может быть, ты видела?

Жена, стоя у раковины, ожесточенно терла щеткой сковороду.

– Не видела! И не знаю я, кто тебе звонит и кому звонишь ты! Не знаю и знать не хочу!

– Дура! – закричал С. – Дура, при чем тут?..

И осекся.

Таня несколько секунд терла сковороду, потом повернула к нему стареющее лицо.

– При чем тут – что? – спросила она.

На третьем этаже хлопнула дверь, простучали вниз по лестнице шаги: С. вышел из подъезда и, перейдя двор-колодец, полутемный в ранних петербургских сумерках, завернул за угол. Там, уже невидимый из окон собственной квартиры, зашел в телефонную будку. Набрал номер, постоял чуть дольше, чем нужно было, чтобы понять: никто не подойдет. Вышел из будки и, вернувшись во двор, отпер большой висячий замок на обитой жестью двери подвала.

Через несколько секунд зажегся свет в подвале, опустились плотные тяжелые шторы.

В своей фотолаборатории, в красном свете безопасного для пленок фонаря, С. был похож на средневекового алхимика. Да и в самой процедуре печати было что-то завораживающее. Сходство с алхимиком усиливалось тем, что С. без перерыва бормотал что-то, и в бормотании этом повторялось:

– Вильямс, Уильямсон… Ч-черт, как же его?

Он заправил пленку в коробку и начал заливать проявитель.

Залив его, засек время и присел на табурет рядом, мыча что-то нечленораздельное.

Фамилия иностранца вертелась в сознании, напоминая что-то, но что именно, вспомнить не мог.

– Виллис, – пробормотал С., устанавливая фотоувеличитель на резкость. – Нет. Презент от фирмы… Твою мать, а?

Он привычно взял щипчиками первый отпечаток и опустил в ванночку с раствором. Через несколько секунд на листе стало медленно появляться смеющееся лицо Лики.

Стрелки старенького будильника показывали начало десятого.

Снился звонящий телефон, упавшая тарелка и красная борщевая лужа на линолеуме. А телефон все звонил. Потом оказалось: звонят в дверь и уже не во сне.

– Телеграмму примите, – хмуро сказала тетка с тяжелым лицом.

– А?

С. – в утреннем ознобе, полуодетый – топтался в прихожей. Буквы в телеграмме прыгали, не желая становиться словами. Он смотрел в телеграфный бланк, ничего не понимая. Наконец – прочел.

– Распишитесь, – сказала женщина, подставляя тетрадь с привязанным огрызком карандаша. – Распишитесь! – повторила она.

С. чиркнул по бумаге, и почтальонша исчезла, оставив его в прихожей – полуодетого, с телеграммой в руке.

Он вошел в комнату. Еще не начинало светать. Жена спала. Он немного постоял, глядя на нее, потом побрел на кухню. Там стоял на столе стакан с остатками ночного чая. С. плеснул в него воды из чайника, поднес ко рту. И, поставив обратно, снова уставился в телеграмму.

«ЛИКА УМЕРЛА ТЧК СРОЧНО ПРИЕЗЖАЙТЕ»

Электричка, почти пустая в этот рассветный час, отползла от перрона и через несколько секунд скрылась в стене тумана.

В предпоследнем вагоне, у окна, глядя невидящими глазами на медленно плывущий мимо пейзаж, сидел С.

…Электричка, разогнавшись, летела мимо спящих петербургских кварталов, пронизывала отсыревший за ночь воздух, короткими гудками будила пригород. Взлетали наверх и снова падали провода.

С. задремал и в тяжелой полудреме увидел лицо Лики – на своих фотографиях, в кювете с закрепителем, – чудесное, открытое, смеющееся, совершенно живое лицо.

Вдруг, заскрипев всеми сочленениями, электричка остановилась посреди перегона. С. открыл глаза, несколько секунд бессмысленно смотрел в окно на застывший, утонувший в молоке пейзаж, потом огляделся. Немногочисленные пассажиры спокойно подремывали или просто сидели, глядя в никуда. Вдруг, как всегда хрипло и неразборчиво, забурчало вагонное радио.

– Что? – напрягся С. – Что он сказал?

Сидевший через проход молча пожал плечами.

– Пути ремонтируют, – сказал другой. – Размыло.

С. отвернулся к окну.

Поезд стоял. Сразу за насыпью, за телеграфной линией, уходило в туман клочковатое поле. На телеграфном проводе сидел ворон.

С. отвернулся от окна, но потом снова повернулся к нему.

Ворон тоже повернулся и смотрел теперь прямо на него. С минуту они смотрели друг на друга – птица и человек. Человек не выдержал первым: провожаемый взглядами пассажиров, он встал и перешел в другой вагон.

Там С. сел на ближайшее к двери сиденье и, на несколько секунд прикрыв глаза, снова провалился в тот же тяжелый сон, что снился перед звонком почтальона: звонок, разбитая тарелка, темно-красная лужа на полу. Когда он открыл глаз а , поезд стоял. За окном, на торчащем у края кочковатого поля телеграфном покосившемся столбе, сидел ворон.

С. вскочил и едва ли не бегом бросился в следующий вагон. Ворон снялся со столба и, неторопливо маша крылами, полетел следом за ним вдоль электрички, тенью мелькая то в правом, то в левом окне…

Пробежав несколько вагонов, С. остановился и перевел дух: ворона не было. Прислонившись к стенке тамбура, он вынул из плаща сигареты и зажигалку: несколько раз, все более ожесточаясь, крутанул колесико, но безрезультатно. Вызвав наконец столбик огня, С. прикурил, жадно затянулся, еще и еще.

На крыше вагона, прямо над ним, сидел, нахохлившись, ворон.

Поезд дернулся, гуднул в туман и начал набирать скорость.

Двери открылись, и С. вышел из электрички. Спустившись со знакомой платформы, он быстро зашагал мимо пустой остановки, откуда несколько дней назад провожал Лику, тайком фотографируя ее.

– Все будет хорошо, – бормотал он, как заклинание. – Все в порядке.

– Да вы проходите, – сказала крупная, с шалью на покатых плечах женщина. Она стояла в дверях Ликиной квартиры.

– А где… Лика?

– Так уже повезли, – просто, как если бы речь шла о мебели, пояснила женщина.

С. молча стоял на площадке перед дверью. Он не мог поверить.

– Где?.. – спросил он наконец – и замялся, не в силах произнести слово «кладбище».

– Там… – махнула рукой женщина. – Вы, может, еще успеете…

Но он не успел.

Осторожно ступая по тяжелому глинозему, люди вышли из влажного тумана и молча прошли мимо него, тяжело дышащего, стоящего у кладбищенской ограды. Они прошли мимо, словно не заметив С., и ощущение тяжелого сна снова навалилось на него.