Матильда не могла поверить в происходящее. Николай не мог так с нею поступить. Это мог бы сделать какой-то другой Николай, не тот, не ее, не взрослевший все эти годы рядом с нею.

Леньяни находилась в неописуемом восторге – то был ее триумф, ее победа в многолетней войне с конкуренткой.

Сначала у Матильды было нечто вроде шока, потом – полное отрицание происходящего. После она, переступив через все свои правила и убеждения, обратилась к Великому Князю Владимиру Алексанровичу, но и это ни к чему не привело, Матильда не добилась ни огласки истоков этого дикого решения, ни причин, ни объяснений – Владимир Александрович снизошел лишь до красноречивых пауз в разговоре и многозначительных вгзлядов куда-то поверх головы уничтоженной Матильды.

Его сын наблюдал развернувшуюся драму молча, здесь он был бессилен. Матильда, казалось бы, внешне перешла к совершенному смирению, но Андрей прекрасно чувствовал и понимал, что за маской покорности последует, вероятнее всего, всеразрушительное буйство.

Матильда неожиданно изъявила желание впервые за два года выйти в свет, причем официально в сопровождении Андрея. Причины ее решения он понять сумел, какие она ставила перед собою задачи – понял не сразу, а когда понял, было уже слишком поздно.

В большой гостиной Зимнего дворца в тот вечер шла демонстрация нового, самого молодого и удивительного вида искусства – кинематографа.

Николай самостоятельно крутил ручку проектора, показывая Великим Князьям и особо приблеженным к членам царской семьи друзьям «Прибытие поезда на вокзал Ла-Сьота».

Зрители испытывали чувство сродни благоговеянию: дамы, увидя на плоском экране движение поезда в перспективе, не сумели скрыть вскрики во время его приближения: казалось, поезд вот-вот сойдет с экрана и ворвется в полутемный зал.

После бурных аплодисметнов Николай шутливо поклонился, и снова взялся за ручку – следующий фильм снова демонстрировал прибытие поезда, но был снят самим Николаем. Поезд на экране был увенчан царскими орлами, он медленно остановился, продолжая изрыгать клубы дыма. Двери отворились, и на платформу ступила маленькая ножка, обутая в изящную туфельку, затем вторая, и вот высокая красивая женщина в траурном платье стояла на платформе – первый шаг, сделанный принцессой Алисой Генесской на русской земле.

В большой гостиной уже зажгли верхний свет, а восторженные овации благодарной публики все продолжались и продолжались. Николай встречал их тепло, с улыбкой, по-детски искренне радуясь чуду кинематографа.

Был объявлен перерыв, после которого должна была продолжиться демонстрация фильмов.

– А теперь фуршет! – разводя руками в дирижерском жесте, провозгласил он.

Когда он сердечно благодарил представителей царского двора Германии за великолепный свадебный подарок – чуть ли не единственный на всю Россию кинопроектор, он заметил в центре зала Матильду. Она уверенно и неспешно приближалась к нему, пересекая гостиную. Андрей стоял у стены, прислонившись к ней спиной, бессильно опутив руки по швам.

– Ваше Высочество, окажите мне честь – разрешите мне представиться. Меня зовут Матильда Кшесинская, я артистка балета, когда-то давно вы ошибочно приняли меня за княжну Красинскую, и даже по недоразумению представили меня под этим именем нашему Государю и гостям. Меня не будет на парадном балете, потому позвольте мне загодя приподнести вам свадебный подарок. Несмотря на неказистый вид, я уверена, он окажется вам дорог и будет представлять собою большую ценность для всей Империи. Это ваши письма.

Глядя Николаю в глаза, она протянула ему тугой конверт и оберточной бумаги. Николай продолжал смотреть на нее не в силах пошевелиться. В большой гостиной дворца повисла гробовая тишина.

Матильда положила конверт на резной столик и низко поклонившись, развернулась и пошла по направлению к выходу.

Как только двери за нею закрылись, решимость ее оставила. В ушах неприятно тикало, руки дрожали, ее тошнило. Что же она наделала, что и кому пыталась этим доказать. И что теперь будет… Матильда дошла до конца коридора, остановилась и прижалась к стене, силясь выровнить дыхание. Она слышала, что просмотр возобновился. Потом в коридоре послышались голоса.

– Нет, Ники, не надо, погоди! – это был голос Андрея, он чуть задыхался.

– Пусти меня, я должен с ней поговорить, понимаешь, должен.

Матильде казалось, что ее сердце бьется очень медленно, пропускает удары, все пространство вокруг нее замедлилось, застыло. Навстречу ей быстро шел Николай.

– Маля, я…

Матильда сделала неловкое движение в его сторону, спрятала лицо на его груди, вдыхая такой родной и знакомый запах.

– Маля, послушай, мы…

Из залы раздался испуганный женский крик.

– Аликс! – вздрогнул Николай, – Маля, я, я должен идти.

Не отдавая себе отчета в том, что она делает, Матильда поспешила вслед за Николаем. В дверях ее остановил Андрей, схватил за руку, силясь увести.

– Все в порядке, в порядке… Это шутка, мой отец решил подшутить, нарядился в костюм медведя. Напугал Александру Федоровну, – зашептал он.

– Да пустите меня, оставьте! – Матильда вырвала свою руку и резко развернулась, чтобы уйти.

Андрей не пошел следом.

Она спешно, с прямой спиной, спускалась по широкой пустой лестнице Зимнего дворца, когда от высокой колонны отделилась плотная густая тень и схватила ее за руку, больно сжимая чуть выше кисти. Матильда не реагировала – сердце ее колотилось так быстро, что ей было больно дышать, а перед глазами стояло ошарашенное лицо Николая с тенью глубокого страдания в светлых глазах. «Маля, послушай я… Аликс!» – что он хотел сказать, прежде чем их прервали?

На Дворцовой площади их уже ждала машина, полковник Власов на мгновение отпустил ее руку, и придерживая за плечи, стремительно усадил Матильду на переднее сидение.

– Дура! – зло сказал он.

Машина тронулась с места, набирая скорость. Матильде было все равно, куда они двигаются и зачем.

Будто читала наизусть заготовленный урок.

– Жаль, мы не договорились, – ровным голосом произнес Власов, – у них коронация, а что у вас? Что ты наделала, девочка?

Матильда глядела перед собой. Езда в автомобиле была чем-то похожа на ее прогулки в одиночке. Нет, на ту поездку по ночному Красному Селу, стремительную, прекрасную.

– Я отдала ему все письма. Я все сделала. Разрешите мне танцевать, – покорно и безэмоционально, будто читая наизусть заготовленный урок, произнесла она.

– Танцевать? Танцуй. Конечно, ты будешь танцевать! Но не на коронации. Танцевать по кабакам. За кусок хлеба. До старости, пока не начнешь хвататься за кулисы, чтобы не упасть. Вот что тебя теперь ждет!

Матильда продолжала смотреть на бегущую перед ними дорогу.

– Я отдала ему все письма. Я все сделала. Разрешите мне танцевать…