Роули сердито нахмурился.

— Какого дьявола ему было звонить тебе? Послушай, Лин, будья проклят, если…

— О, какое это имеет значение, Роули? Во всяком случае, этодоказывает, что он попал на поезд.

— Вполне мог успеть убить Андерхея и прибежать на поезд.

— Нет, не мог, если тот был убит после девяти.

— Ну хорошо, возможно, что он убит незадолго до девяти.

Но в голосе его прозвучало сомнение.

Лин полузакрыла глаза. Так вот она, правда? Когда, задыхаясьи чертыхаясь, Дэвид выбежал из рощи — неужели это был убийца, только чтосовершивший преступление? Ее обнимал убийца?..

Она вспомнила его странное возбуждение, безрассудность исмелость.

Могло убийство так подействовать на него? Могло. Ейприходилось признать это. Разве Дэвид и убийство так уж несовместимы? Мог бы онубить человека, который никогда ему не делал зла, выходца из прошлого? Человек,единственное преступление которого состояло в том, что он стоял между Розалин ибольшим наследством, между Дэвидом и возможностью пользоваться деньгами Розалин.

Она пробормотала:

— С чего бы ему убивать Андерхея?

— Боже, Лин, как ты можешь спрашивать? Я только что объяснилтебе! Если Андерхей жив, деньги Гордона получаем мы! К тому же Андерхейшантажировал его.

А вот это больше похоже на правду. Дэвид мог убитьшантажиста. Пожалуй, он именно так поступил бы с шантажистом. Да, это похоже направду. Спешка Дэвида, его возбуждение, его яростное, почти гневное объятие. Ипозднее его отречение от нее. «Мне лучше убраться с вашего пути»… Да, всесходилось…

Откуда-то издалека до нее донесся голос Роули:

— Что с тобой, Лин? Ты здорова?

— Да, конечно.

— Ради Бога, не гляди так мрачно. — Он повернулся, посмотрелвниз с холма на ферму Лонг Уиллоуз. — Слава Богу, теперь мы сможем немногоприукрасить это место, ввести некоторые приспособления, облегчающие труд,подготовить его для тебя. Я не хочу, чтобы ты жила в грязи, Лин.

Да, этот дом должен стать ее домом. Их с Роули домом…

А в какой-то день в восемь часов утра Дэвид будет предансмерти через повешение…

Дэвид, с бледным решительным лицом и настороженными глазами,положил руки на плечи Розалин.

— Все будет хорошо. Говорю тебе, все будет хорошо. Но тыдолжна не терять голову и поступать в точности так, как я тебе говорю.

— А если тебя арестуют? Ты ведь говорил. Ты говорил, чтотебя могут взять.

— Да, это возможно. Но ненадолго. Ненадолго, если ты непотеряешь голову.

— Я сделаю все, что ты скажешь, Дэвид.

— Вот и хорошо! Тебе надо только придерживаться того, что тысказала. Повторяй, что умерший не Роберт Андерхей, твой муж.

— Они поймают меня, заставят сказать то, чего я не хочу.

— Нет, этого они не сделают. Все хорошо, говорю тебе.

— Нет, все плохо. Все было плохо с самого начала. Взятьденьги, которые нам не принадлежат. Я ночами лежу без сна, думая об этом,Дэвид. Взять то, что не принадлежит нам… Господь наказывает нас за наши грехи…

Он глядел на нее, нахмурясь. Она надломилась, да,определенно она надломилась. В ней всегда была эта религиозность. Совесть ееникогда не была спокойна. Теперь, если только ему не посчастливится, онасовершенно сдаст. Здесь можно сделать только одно.

— Послушай, Розалин, — мягко сказал он. — Ты хочешь, чтобыменя повесили?

Ее глаза расширились от ужаса.

— О Дэвид! Ты не будешь… Они не смогут…

— Лишь один человек может довести меня до петли — это ты.Если только ты дашь им возможность предположить — взглядом, знаком или словом,— что убитый может быть Андерхеем, ты наденешь мне петлю на шею. Тебе этопонятно?

Да, это дошло до нее. Она глядела на него огромнымииспуганными глазами.

— Я такая глупенькая, Дэвид.

— Нет, вовсе нет. Во всяком случае, здесь тебе не надо бытьумной. Тебе только надо будет повторить под присягой, что покойный — не твоймуж. Ты ведь сможешь это сделать?

Она кивнула.

— Если хочешь, представься глупой. Делай вид, будто ты несовсем понимаешь, о чем тебя спрашивают. От этого вреда не будет. Но твердостой на том, о чем мы с тобой условились. Гейторн позаботится о тебе. Он оченьхороший адвокат по уголовным делам, поэтому я пригласил его. Он будетприсутствовать на дознании и защитит тебя от всех лишних вопросов. Но даже емуговори то же самое. Ради Бога, не пытайся быть умной и не думай, что сможешьпомочь мне каким-нибудь своим способом.

— Я все сделаю, Дэвид. Сделаю все в точности так, как тыговоришь.

— Умница. Когда все это кончится, мы уедем… на юг Францииили в Америку… А пока позаботься о своем здоровье. Не лежи по ночам без сна,мучаясь и изматывая себя. Принимай то снотворное, которое прописал тебе докторКлоуд, бромид или что там. Принимай каждый вечер по порошку, гляди веселее ипомни, что скоро настанут лучшие времена.

— А теперь, — он посмотрел на часы, — пора идти на дознание.Оно начнется в одиннадцать.

Он еще раз оглянулся на прекрасную просторную гостиную.Красота, комфорт, богатство… Он пользовался всем этим. Прекрасный дом этотФэрроубэнк. Быть может, он видит его в последний раз…

Он влип в историю, это ясно. Но даже теперь он ни о чем нежалеет. И в будущем он тоже будет ловить удачу. «Прилив бывает и в делахлюдей…»

Дэвид взглянул на Розалин. Та следила за ним большимиумоляющими глазами. Инстинктивно он понял, чего она ждет.

— Я не убивал его, Розалин, — мягко сказал Дэвид. — Клянусьтебе в этом каждым святым твоего календаря!

Судебное дознание проходило в Корнмаркет.

Коронный судья, мистер Пэбмарт, маленький суетливый человекв очках, был абсолютно уверен, что он — самое важное лицо.

Рядом с ним высилось тучное тело старшего инспектора Спенса.В скромном отдалении от них сидел небольшой человек, по виду иностранец, спышными черными усами. Семья Клоудов: мистер и миссис Джереми Клоуд, мистер имиссис Лайонел Клоуд, Роули Клоуд, миссис Марчмонт и Лин — все они были здесь.Майор Портер сидел отдельно. Он беспокойно двигался, ему было явно не по себе.Дэвид и Розалин прибыли последними и сели отдельно.