– И в чем заключается такая свобода? В том, чтобы завести любовника?

– Не просто любовника. Я хочу только тебя. – Стефани распалилась, щеки раскраснелись, но она продолжала: – И не говори, что тебя не влечет ко мне.

– Видит Бог, я тоже хочу этого. Но это неправильно, как ты не понимаешь! Не для нас. – Он надел шляпу, словно воздвигая невидимый барьер между ними, и проскользнул мимо нее к окну.

Стефани обернулась и смотрела ему вслед, наблюдая, как он взбирается на окно.

– Ты, наверное, считаешь мое поведение непристойным и легкомысленным. Конечно. Весь этот маскарад, работа клерком. Мои усики. Бордель, бренди и сигары. И то… что я не девственница. И ко всему прочему вешаюсь тебе на шею, предлагаю себя. Естественно, ты не можешь не чувствовать ко мне отвращения. Как и любой мужчина.

Хэтерфилд резко обернулся.

– Это полная чушь. О каком отвращении ты говоришь, если я едва сдерживаю себя?!

– Не похоже. Ты выглядишь совершенно спокойным.

– Ты права, Стефани, но это только внешнее спокойствие, маска. Ну как же, все обожают Хэтерфилда, такой очаровательный и веселый парень, душа компании. Черт подери! О каком отвращении ты говоришь? Я сгораю от желания сорвать с тебя одежду, затащить в постель и заниматься с тобой любовью до полного изнеможения. Я ослеплен. Околдован тобою, и… черт меня дери… я влюбляюсь в тебя все сильнее с каждым днем, а это единственное, чего я не могу себе позволить. Ради меня, ради себя, Стефани, прошу, не терзай меня. – Он впился руками в оконную раму с такой силой, что Стефани могла бы пересчитать побелевшие костяшки пальцев, если бы ей хватило сил оторваться от его лица.

– Зачем ты тогда целовал меня так страстно? – прошептала она.

– Потому что я всего лишь мужчина. Потому что я должен был это сделать, хотя бы один раз. Я должен был поцеловать тебя. – Он протиснулся через окно. – Увидимся за завтраком. Сладких снов.

«Останься. Прошу, не уходи. Ты нужен мне. А я нужна тебе».

Но ее врожденное королевское достоинство, вдруг некстати пробудившись, не позволило этим словам обрести голос и вырваться на свободу. Момент был упущен. Хэтерфилд спрыгнул на ближайшую крышу и растворился в темноте. Ей ничего не оставалось, как закрыть за ним окно.

Уже вторую ночь подряд маркиз Хэтерфилд появлялся в своих съемных апартаментах очень поздно, нарушая заведенный порядок. Эта любовь, захватившая его, до добра не доведет.

Но в этот день его страждущая душа попала в неожиданную компанию.

– Здравствуй, папа. Что ты здесь делаешь? – Он бросил шляпу на вешалку, прежде чем Нельсон успел подбежать, чтобы исполнить свои прямые обязанности. Однако пальто слуга успел принять, как подобает. – Какая приятная неожиданность. А ее светлость знает, что ты здесь? Не думаю, что она погладит меня по головке за то, что я украл ее благоверного в столь поздний час, когда все нормальные люди уже лежат в теплых постелях со своими законными женами.

Герцог с невозмутимым видом продолжал сидеть в кресле у камина.

– Перестань дерзить.

Хэтерфилд бросил на Нельсона взгляд, который одно-значно можно было истолковать как «сделай одолжение, приятель, исчезни, и чем дальше, тем лучше».

– Я думал, ты валяешься в постели со своим любовником.

– С любовником? Что это значит?

– Тот юнец. Этот… клерк, который работает у сэра Джона. Я видел, как ты таращился на него весь вечер за ужином. Да и он от тебя глаз не отрывал, черт вас дери.

Голос герцога был полон гнева и отвращения. Хэтерфилд, прищурившись, внимательно посмотрел на отца. Его лицо с красноватой кожей побагровело и напоминало свежий помидор, только что сорванный с грядки. Он положил ногу на ногу, чтобы придать себе решимости, но его пальцы нервно постукивали по колену. Даже волосы, обычно идеально уложенные и напомаженные, растрепались от негодования и серебристой волной упали на – щеки.

– Ты думаешь, он мой любовник, – медленно повторил Хэтерфилд.

Сотем вскочил на ноги и почти бегом направился к – окну.

– Я должен был догадаться. Все указывало на это. У тебя нет ни усов, ни бакенбард. Жениться ты не желаешь. Любовницы нет, даже самой паршивой шлюхи. Какая-то безумная одержимость этими спортивными занятиями. И твоя ангельская красота. – С таким же отвращением он мог бы говорить о гнойном нарыве. Герцог выхватил из внутреннего кармана фрака изящный золотой портсигар.

– Я и не знал, что ты куришь.

– А я все думал, почему ты отказываешься от нее. Даже мысли о свадьбе не допускаешь. Ха-ха! – Дрожащими пальцами он прикурил сигарету. – Отказаться от самой красивой девушки в Лондоне, да еще с приданым в двести тысяч фунтов… Нет, ты даже слышать об этом не желаешь! Боже, дай мне сил…

Хэтерфилд прислонился спиной к стене – прямо под заключенной в рамку гравюрой, сообщающей о начале Университетских состязаний по гребле 1876 года с девизом «ТЫ ГОТОВ?», – и скрестил руки на груди.

– Мало у нас проблем, так еще и эта на нашу голову! И чтобы опуститься, ты выбрал именно такой способ. Наихудший. Черт бы тебя подрал. Видеть тебя не могу. Это проклятье – Содом и Гоморра. Такого я не ожидал от собственного сына. – Герцог нервно затянулся и уставился в окно.

– Перестань, папа, – сказал Хэтерфилд. – Не стоит сгущать краски. – Он вдруг ощутил, что в груди зарождается некое зыбкое чувство, почти неосязаемое, и замолчал из опасения спугнуть его. Затаился, чтобы не расхохотаться. Он боялся даже пошевелиться: хотелось от души насладиться этой неожиданной и чрезвычайно забавной ситуацией.

– Все планы, все наши надежды… Все пошло прахом. Боже! Величайшая династия, все поколения герцогов Сотем поставлены на колени, унижены тобою – моим сыном, плотью от плоти моей! – и все потому, что мой сын предпочитает милых юных мальчиков паре достойных английских сисек. – Он с силой ударил кулаком по оконной раме, отчего стекло задрожало, испуганно сбрасывая дождевые капли.

– Весь ужас в другом, – промурлыкал Хэтерфилд. – Что ты скажешь своим друзьям в клубе?

Дождь монотонно стучал по стеклу. Сотем молчал и нервно курил, глядя в окно. Хэтерфилд вынул карманные часы. Черт подери, уже одиннадцать часов. Еще минута – и он, лишившись последних сил, рухнет прямо на ковер.

Герцог снова заговорил тихим, страдальческим голосом:

– Спрошу тебя в последний раз, Хэтерфилд. Ты абсолютно уверен, что не можешь жениться на ней? Ты полностью исключаешь такую возможность? Ради всего святого, хотя бы раз в месяц можно выполнить супружеский долг, все-таки пенис есть пенис и у него существует потребность, потребность… – Герцог никак не мог подобрать нужное слово. Затушив сигарету о стекло, он закрыл лицо руками.

Хэтерфилд снял с вешалки пальто и шляпу, взял его трость и, приблизившись к сгорбленной фигуре, протянул все это отцу.