– Это правда. Но в большинстве случаев балы даются в честь какого-нибудь человека или события, вы так не считаете, ваша светлость? – И продолжил с легкой усмешкой: – Например, в честь помолвки.

– Вы правы, так принято.

– А бал в доме ваших родителей? Вам известно, в честь чего он был объявлен?

Леди Элинор глубоко вздохнула и медленно выдохнула.

– Итак, ваша светлость? Какова была цель этого бала в тот роковой вечер? Ваши родители собирались объявить о чем-то, не так ли?

Женщина молчала, не поднимая глаз.

– Вы поклялись говорить правду, ваша светлость, – мягко напомнил мистер Дакуэрт.

Леди Элинор подняла голову и, словно ища поддержки, посмотрела на брата.

– На балу гостям хотели объявить о его помолвке. О помолвке моего брата с леди Шарлоттой Харлоу. Они сказали, что он наконец согласился на эту помолвку.

Патни-Бридж, Лондон

Февраль 1890 года

На всякий случай Стефани прибыла в Патни-Бридж[4]уже в четверть пятого. Пепельно-серое небо нависало над головой; булыжная мостовая была невероятно скользкой из-за сырости и тумана, и пару раз она чуть было не приземлилась на пятую точку, пока добралась наконец до берега реки.

Наверное, ей не стоило так быстро отпускать экипаж.

И все-таки некая жутковатая магия окутывала реку в этот ранний час. Тяжелые серые камни, застывшие в тихом ожидании, и желтый туман, и плеск волн. Позади нее на главной улице слышался цокот копыт и скрип колес устало тащившейся повозки с грузом. Девушка надвинула шляпу на лоб и пошла вдоль берега, пока не увидела пологий откос, подходящий для спуска лодок на воду. Чуть поодаль тянулся ряд сараев с большими воротами, обращенными в сторону воды, которые были закрыты наглухо. Лодочные сараи.

Стефани нашла старую бочку и, усевшись на нее, съежилась, обхватив плечи руками, стараясь хоть как-то укрыться от пронизывающего февральского ветра. Во внутреннем кармане жилета зашуршал сложенный листок из вечернего выпуска газеты. Девушка посмотрела на часы: четыре часа двадцать восемь минут. Господи, и зачем она притащилась сюда в такую рань? Она откинулась назад, прижавшись спиной к стене лодочного сарая, и прикрыла глаза, как ей показалось, буквально на секунду.

– Стефани! Какого черта ты здесь делаешь?

Стефани вскочила на ноги, представ перед разгневанным маркизом Хэтерфилдом.

– Явились, наконец!

– Да, явился! Ты должна быть на Кэдоган-сквер в безо-пасности! – Он стоял подбоченившись, а его глаза под низко опущенными полями шляпы грозно сверкали в мутном свете фонарей. – А не дремать, сидя на старой бочке у берега этой проклятой реки в пять часов утра!

– Мне нужно было срочно тебя увидеть. – Девушка замолчала на мгновение. – Неужели я заснула?

– Ты спала как сурок. Давай, голова садовая, быстрее заходи внутрь, пока не простудилась. – Он повернулся к воротам и начал возиться с замком.

Стефани улыбнулась, наблюдая, как он, такой высокий и надежный, в теплом черном пальто, тщетно пытается открыть массивную дверь. Она ничего не могла с собой поделать. Даже в гневе он был возмутительно красив, и он принадлежал ей. Только ей одной – каждый золотистый волосок, каждая морщинка у глаз, каждый тугой мускул его бесподобного тела.

Хотя, по правде говоря, Хэтерфилд больше ни разу не целовал ее со времени той памятной ночи, когда проник к ней в комнату, а это было три месяца назад. Он всячески избегал любого прикосновения к ней. Но виделись они каждый день за завтраком на Кэдоган-сквер. Позже Хэтерфилд ждал Стефани у конторы сэра Джона. И когда часы на башне Святого Мартина на площади отбивали полдень, они отправлялись на ленч в закусочную или кафе, но никогда не появлялись в одном и том же заведении два дня подряд. Затем он доставлял ее в целости и сохранности к месту работы, за исключением тех дней, когда ей приходилось сопровождать сэра Джона в суд. Он следовал за ней повсюду, словно старый преданный пес, охраняя ее от малейших неприятностей, подозрительно озираясь на любую тень, промелькнувшую на ее пути. За едой они много разговаривали о законодательстве, о ее работе с сэром Джоном, о европейской политике и дворцовых интригах, о детстве Стефани, которое прошло в замке Хольштайн, о книгах и науке. Не забывали и посплетничать. По выходным они совершали прогулки по парку или выезжали на пикник в Хэмптон-Корт[5], в Виндзор или Хэмпстед. Он отвез Стефани в Итонский колледж, где провел школьные годы, и показал футбольное поле, где во время игры в регби ему выбили зуб. Открыв рот, Хэтерфилд постучал по вставному зубу пальцем, говоря: «Как родной, да?» Но когда Стефани попыталась «изучить его поближе», он рассмеялся и отстранился.

И так каждый раз – стоило ей приблизиться, как он тут же отодвигался. Хотя девушка прекрасно понимала, чего это ему стоило. Чем непринужденнее и веселее он казался, тем сильнее было его желание; беспечный смех маскировал вожделение. И за это она еще больше обожала его. А как иначе можно относиться к мужчине, который обладает столь сильной волей и так по-рыцарски предан, – только любить всем сердцем.

Лишь в те редкие моменты, когда они оказывались наедине или в полумраке, постоянно сдерживаемая страсть перерастала в напряжение, столь невыносимое и жгучее, что, казалось, даже воздух вокруг них сейчас разлетится на мелкие кусочки.

Так было и теперь, когда он втолкнул ее в лодочный сарай и взял за плечи.

– О чем ты только думала? Приехала сюда одна, да еще заснула посреди дороги!

– Я не нарочно. – Стефани улыбнулась. И как можно было не улыбаться при виде такой искренней озабоченности и беспокойства! – И потом я знала, что ты должен появиться с минуты на минуту.

– А если бы я не приехал?

– Хэтерфилд, это же Патни. В Патни никогда ничего не случается.

– Не зарекайся. – Сурово нахмурившись, он отстранил девушку в сторону и повернулся к лодкам, крепившимся к стенам под самым потолком. – Итак, что за срочность привела тебя сюда, скажи на милость? Это стоило того, чтобы рисковать жизнью и здоровьем?

– Да. Все дело в этом. – Она достала из кармана газетную вырезку и вложила ему в руку. – Читай.

Он развернул листок.

«ПРОПАВШАЯ ПРИНЦЕССА ОБНАРУЖЕНА! ГЕРМАНСКАЯ ПРИНЦЕССА ПРОЖИВАЕТ В ЛОНДОНЕ У ГЕРЦОГА ОЛИМПИИ; ХОДЯТ УПОРНЫЕ СЛУХИ О ЕЕ РОМАНЕ С АНГ-ЛИЙСКИМ ЛОРДОМ; ПРЕМЬЕР-МИНИСТР ЗАВЕРИЛ ПАРЛАМЕНТ: “МЫ НЕ ИМЕЕМ НИКАКОГО ИНТЕРЕСА ИЛИ ЖЕЛАНИЯ ВМЕШИВАТЬСЯ В ТО, ЧТО ПРОИСХОДИТ В ХОЛЬШТАЙН-ШВАЙНВАЛЬД-ХУН-ХОФЕ”».

– Понятно, – сказал Хэтерфилд, прочитав вырезку.