— А что делать с мертвецом-то? — спросил кто-то.

— Положите его в рыбный холодильник, — велел Капи. — Мало ли, может, родственники не сразу заберут! Пошли, приятель! — Давида посадили в кооперативный пикап и повезли в Кульякан.

«Как же я скажу об этом тете Марии и дяде Грегорио?» — размышлял по дороге Давид. — «Веди себя спокойно и сдержанно, говори напрямик, не рассусоливай», — наставляла его карма. Давиду захотелось плакать, но он постеснялся в присутствии Капи. Тогда, чтобы сдержать слезы, Давид стал вспоминать лицо Дженис, однако струдом мог сосредоточиться, и ее образ получался каким-то расплывчатым. — «Чато был таким хорошим, — невольно переключился Давид на мысли о брате. — Научил меня отыскивать на небе планеты, водил в кино, и хоть я не очень хорошо понял, о чем картины, все равно было здорово. Интересно, а Чоло знает, что случилось с Чато? Он хочет, чтобы я отвез груз во второй раз, но теперь уже никак не получится. Так или иначе, заберу у тети мой паспорт. Хорошо бы Нена была дома, ей проще сказать, а дядя Грегорио сердится на каждое слово, он очень вспыльчивый, чуть что — вспыхивает, как спичка! Вот Нена совсем другая, с Неной можно иметь дело…»

Начинался рассвет. Капи остановился у придорожной лавки купить текилы для рыбаков; возвращаться без нее означало бы поставить под угрозу свою жизнь.

«Бедная моя тетя, — печально думал Давид, — ей будет страшно смотреть на мертвого Чато, у него прямо во лбу дыра от пули, похожая на грязное пятно, и лицо старое, будто ему лет восемьдесят. Ну, как мне сказать им?» — «Я тебе уже целый час вдалбливаю как! — напугал его внутренний голос. — Главное, не мямли, говори торжественно, будто вручаешь флаг, покрывавший гроб убитого солдата!»

Однако, когда приехали в Коль-Поп, Давид по-прежнему не знал, с чего начать; наставлений кармы оказалось недостаточно. Он с удивлением увидел на крыльце дома тетю Марию, стоящую, будто в ожидании, в домашнем халате. Но самое удивительное, она действительно ждала его, будто знала, что спустя несколько недель после исчезновения из дома на холме и отсутствия неизвестно где племянник объявится именно сегодня. Увидев его, тетя даже попыталась улыбнуться.

— Как ты, мальчик мой? Где ты пропадал?

— В Альтате, я там нашел работу. Раньше не мог к вам приехать. — Мария проводила его в дом и обняла, заливаясь слезами.

— Тетя, почему вы поднялись с постели так рано?

— Ах, мой мальчик, я уже три ночи не сплю, все думаю о Чато; стоит мне веки прикрыть, он тут же встает перед глазами, даже твой дядя обратил внимание! Какую новость принес ты мне о сыночке моем?

Давид, чувствуя, что выдержка подводит его, выпалил одним духом:

— Тетя, Чато убили!

Мария судорожно вздохнула, и по ее щекам заструились слезы.

— Откуда ты знаешь?

— Его сбросили в море, я сам видел, один рыбак из кооператива привез его на берег.

— Где он?

— В Альтате.

— Пойду за Грегорио.

Через минуту с ворчанием вышел дядя.

— Вот сучьи дети, мать их…

Чато лежал в доме Ребеки, укрытый саваном из лиловых цветов. Его перенесли туда, так как Ривера наотрез отказался отпереть дверь принадлежащей кооперативу холодильной камеры. Рыбаки при входе поснимали шляпы. Давид со слезами наблюдал, как воссоединилась семья: всхлипывали Нена и Джон Леннон, тетя Мария гладила рукой обострившиеся черты лица и бесчувственное тело сына.

— Бедный мой мальчик, совсем зарос, — еле слышно говорила она. — Вот, наконец я могу обнять тебя!

— Мы их разоблачим! — промолвила Нена.

— Кого, дочка? — взорвался Грегорио. — Полицию? Военных? Мы уже раз попробовали подать в суд, обивали пороги, просиживали в приемных, разговаривали с чиновниками, и все закончилось ничем! Нас никто не услышал! Не-ет, прав был Апьфонсо, мир праху его! Женщины определенно ничего не понимают! Надо просто похоронить его без всяких разоблачений и скандалов, даже извещать никого не будем, ни друзей, ни родственников, иначе и глазом не успеешь моргнуть, как набегут студенты и полицейские вдобавок.

Пусть мертвый, но Чато вернулся в свою семью и принадлежал теперь только близким людям, а не коммунистам или полиции, а потому должен быть похоронен по-христиански. Мария Фернанда воздержалась от спора с отцом; сердце подсказало ей проявить терпение — ведь речь шла о чем-то гораздо более серьезном, чем защита от вымирания медведей панда. И все же она невольно подумала: что будет, если все станут молчаливо сносить произвол? Какая жизнь ждет их в условиях полной безнаказанности убийц? У нее даже мурашки по спине побежали. Ничего, еше посмотрим, чья возьмет, но только после похорон. Ребека безмолвно смотрела, стоя бок о бок с Давидом, другие рыбачки только заглядывали, не заходя в дом.

Грегорио и Давид поехали на «валиуме» в Наволато, где находилось ближайшее похоронное бюро. Там не оказалось зала для прощания с покойником, но все же нашли подходящее помещение, и на пикапе кооператива перевезли туда тело Чато. Жители Наволато — селения с белеными домиками и пыльными улочками — занимались выращиванием и рубкой сахарного тростника; здесь почти никто не знал семью Палафоксов. Пробыли в нем до трех часов дня. После безлюдной заупокойной мессы в приходской церквушке Святого Франсиско вернулись в Кульякан и сразу поехали на кладбище Хардинес-дель-Умайя. Катафалк впереди ехал с приличной скоростью. Начался проливной дождь, и в сумерках лица сидящих в машине еще больше осунулись. Когда поравнялись с кинотеатром «Эхидаль», Грегорио сказал:

— Давид, тебя разыскивает полиция, побудь-ка ты лучше в доме.

— Я хочу с вами на кладбище.

— Не стоит испытывать судьбу, племяш, нельзя, чтобы они тебя увидели.

— Пожалуйста, дядя, не высаживайте меня, я тоже хочу на кладбище. — Все пассажиры «валиума» начали плакать.

— Пречистая дева, — не выдержала тетя Мария, — разреши ему, старый, ты же знаешь, как он любил твоего сына.

— Ладно, — нехотя согласился Грегорио и, помолчав, добавил: — Но что-то мне беспокойно… — Автомобильные «дворники» старательно и размеренно сгоняли воду со стекла.

Они уже возлагали цветы на могильный камень, когда защелкали ружейные затворы и их окружили двадцать четыре человека в черном обмундировании, держа автоматы на изготовку. Вперед выступил Эдуардо Маскареньо.

— Ну наконец-то! Вот мы и встретились! — сказал он. Его черный форменный плащ поблескивал в сумеречном свете, как вороново крыло.

— Вы только посмотрите! — продолжал команданте. — Сегодня у меня счастливый день! — Окруженные «драконами» с ружьями на изготовку, Палафоксы невольно съежились под суровым взглядом полицейского начальника. За три часа до этого Маскареньо получил телефонный звонок от шефа полиции Наволато:

— Докладываю, нам только что поступил анонимный донос: в море выловили труп, предположительно партизана по кличке Чато; его опознал родственник, Давид Валенсуэла, известный также как Санди, который прибыл в Альтату при подозрительных обстоятельствах несколько месяцев назад; он же передал тело родителям покойного. Анонимный доносчик сообщил также, что Давид Валенсуэла работает сторожем в доме одного наркоторговца, а по ночам шляется в мангровых зарослях вместе со своей сообщницей Ребекой Мансо. Жду ваших приказаний, команданте! — Маскареньо мгновенно почуял, откуда ветер дует, и дал отбой полицейскому: