Разве черт попутал. Так и то — немецкий.

Адвокатом-«положняком» у Шалькина был старичок из Тянской коллегии, Крестовский Борис Арнольдович. Он вообще-то считался въедливым, но по этому делу особого рвения не проявлял, что и понятно. Правда, приехать согласился в любое время:

— Только автобусом, молодой человек, автобусом. Личного транспорта у меня нет. Как там у вас, батенька, автобусы-то? Три раза в день? Вот в обед и ждите. А на вечернем уеду. Что, задумались-таки? — голос защитника внезапно стал ехидным. — Выпил, убил, заснул? Что-то уж как-то простовато, батенька, будет.

— Спасибо большое, Борис Арнольдович! До скорой встречи. Жду.

Как раз в это время в кабинет заглянул Ревякин. Усмехнулся, невольно услышав последнюю фразу:

— Адвоката вызвал? Шалькина будешь терзать? Смотри, Арнольдыч — старичок душный. Еще при царе начинал, присяжным поверенным.

Следователь поднял глаза:

— Здорово, Игнат. Что там у нас с Хренковым?

— А плохо все. — Достав из папки толстую пачку допросных протоколов, оперативник протянул их Алтуфьеву. — То есть это для нас плохо, для него-то — хорошо. Алиби полное! Там, сверху, листок с моей схемой — кто когда чего видел. И результат.

— Вижу, поработали неплохо, — оценил Владимир Андреевич. — Что ж, алиби так алиби. Но Хренков пусть еще посидит. Так, по-мелкому… Вдруг еще понадобится? Да и наука будет впредь. А скажи-ка мне, Игнат, у вас тут спецучет предателей Родины есть? Ну, бывших полицаев и прочих.

— Кого? — удивленно переспросил Ревякин. — Это в Комитете, в бывшем МГБ… Хотя у Дорожкина спросить надо. Участковый — такая должность, что всем заниматься должен. И подростками, и судимыми, и вот, по уголовным делам. А предатели Родины, я так понимаю, кто не расстрелян, так те судимы. А раз судимы — у Дорожкина отмечаться должны.

— Ну, будем надеяться, — улыбнувшись, следователь достал из портфеля толстую книжку в сером переплете. — Держи вот! Раз обещал.

— Меньшагин и Вышинская! «Уголовное право»! — обрадованно завопил опер. — Ну, Володя, спасибо! С меня причитается. Кстати, сегодня вечерком можем и посидеть. Я загляну к тетушке…

— Посидим, — Алтуфьев пожал плечами. — Почему бы не посидеть? Охотно.

— Уж теперь-то я все экзамены сдам! — довольно потер руки Игнат. — Уж теперь-то… А то ведь, главное, в нашей-то библиотеке таких книжек нет!

— У тебя когда сессия-то?

— Через три дня! Я уж и рапорт написал. Начальник подписал.

— Завидую! — Владимир Андреевич рассмеялся. — Нет, в самом деле! Через три дня, значит, у тебя студенческая жизнь начнется. Вино, женщины, песни!

— Ну уж так-то сразу… — виновато потупился оперативник.

— Да знаю я! — Алтуфьев весело подмигнул. — От казенной-то службы — да на волю! Чего бы и не погулять?

* * *

На этот раз Максим встретился с Женькой у библиотеки, что располагалась в одном здании с архивом, только на втором этаже. Говорили, что, как только архив переедет, первый этаж тоже займет библиотека. Скоро уже.

Когда Макс подъехал, напарница уже дожидалась на лавочке, велосипед был прислонен к спинке. Темноволосая, худенькая, все в том же синем платье. Зашила уже.

— Привет, — юноша тормознул рядом. — Есть что новенькое? Да ты что грустная-то такая? Опять пристали? Так я им!

— Мошникова видела, — тихо проговорила Женька. — Все лицо в йоде.

— Да я его так и не бил! — Максим возмущенно всплеснул руками. — Просто поучил малость. — И поделом.

— Он меня заметил — на другую сторону перешел. И смотрел так испуганно, словно я на него вот-вот налечу!

— Так это же хорошо, что он так от тебя шарахнулся! — засмеялся Макс. — А ты еще боялась.

— Хорошо? Не знаю… — пожав плечами, девушка задумчиво покусала губу. — Я думаю, не меня он боится. И даже не тебя…

— Да ну, — прислонив велосипед к березе, молодой человек уселся на лавочку. — Выдумаешь… Ой, глянь-ко! Стиляга наш идет! Я бы даже сказал — шествует.

Из-за аптеки на улицу Советскую — местный «Бродвей» — вырулил знаменитый на весь городок Леха Кошкин, именуемый Алексом. Большие темные очки, кок на голове, узкие брючки, ботинки на «манной каше», белая нейлоновая рубашка и прямо-таки умопомрачительный галстук — синий в белый горошек. Точно такой же, как Женькино платье! Верно, из одного материала и шили.

— «Вот, собой любуясь, встал, на других глазея, — Максим процитировал на память ехидный стишок из «Крокодила». — Книг да-авно он не читал, не бывал в музеях!»

— И как он не боится так ходить-то? — наконец улыбнулась Женька. — Люди ведь смотрят. Могут и побить! Или бригадмильцы брюки разрежут. Представляешь? Это ж на весь город позор!

— Кому позор, а кому — слава, — Макс с философским видом развел руками.

Сказать по правде, чужой внешний вид его нисколечко не трогал. Ну, носит Кошкин узкие брючки и этот дурацкий кок — и на здоровье! Никому же не мешает — наоборот, всех только смешит.

— А вообще, кого ему бояться-то? — зевнув, продолжал Макс. — Бригадмильцы днем не ходят. Насчет побить — так у него своя кодла имеется. Митька Евсюков по кличке Дылда, Курицын да тот же Мошников. Так что кто кому еще наваляет! Что же касается людей — так ему, похоже, всеобщее внимание нравится. Посмотри, как идет! Ну, чистый петух в курятнике. Сейчас кукарекать начнет.

Женька прыснула. Идущие навстречу стиляге Кошкину бабули перешли на другую сторону улицы, плюнули и дружно перекрестились.

А Кошкин, между прочим, свернул к библиотеке!

— Ага-а! — засмеялась Женька. — Книг, говоришь, давно не читал? Не бывал в музеях?

— Это не я, это в «Крокодиле» так пишут.

— Да я читала.

— Наше вам с кисточкой! — подойдя, издевательски поклонился Алекс. — Какие люди в Голливуде! Вы-то мне и нужны. И ты, Макс… ну и вы, мадемуазель Колесникова.

— Джаз пойдем слушать? — хихикнула «мадемуазель».

— Ой, ой, — усевшись на край скамьи, Кошкин вытянул тощие ноги.

Максим едва не захохотал в голос: не, не петух — цыпленок!

— Вот только не надо этих ваших дурацких стишков про то, что сегодня слушает он джаз… — жеманничал Алекс. — Джаз я теперь почти не слушаю. Вчерашний день, знаете ли!

Колесникова хитро прищурилась:

— А что же ты слушаешь?

— О! Вам, мадемуазель, не понять. Вы и слов-то таких не знаете.

— Ну а все-таки?

— Все-таки — рок-н-ролл! Вот это музон настоящий! — Сняв очки, стиляга блаженно прищурился. — Элвис Пресли, Пэт Бун, Литл Ричард… О, тутти-рутти, ов рури…

— И мне Пресли нравится, — неожиданно призналась Женька. — Лав ми тендер…

Она мило напела «Люби меня нежно». Запомнила с самопальной пластиночки. С той, что прислала сестра из Риги.

От удивления Алекс выпал в осадок!

— Ты… Ты Пресли знаешь?!

— Так у нас тобой и портной один, — рассмеялась девушка. — Ага!

— Ого! — тут