довольно подробно — настолько, что Ревякин заподозрил неладное. Ладно, в полпятого утра уже достаточно светло, но расстояние-то! Прав был Дорожкин: от дома Каштанкиной до бетонного павильона остановки — навскидку метров двести. Что тут разглядишь?

— А у меня, товарищ старший лейтенант, бинокль есть! — бабуля словно прочитала его мысли! — Хороший, цейсовский… От покойного мужа остался. Он ведь у меня красный командир был. Под Халхин-Голом погиб. А бинокль — вот он…

Ревякин с почтением вытащил оптику из футляра, глянул. Да уж! Цейс есть Цейс, он дерьма не делал. Остановка — как на ладони. Во всех подробностях. Даже рисунки видны и похабные надписи. Ну, собиралась молодежь, костер жгла, а углями — вот, остановку разрисовывали. Как неандертальцы — пещеры!

Задумавшийся опер невольно прочел вслух:

— «Вся жизнь — бардак, все бабы — б…ди», — сказал Бальзак слезая с Нади».

— Это Лешка Кошкин написал, я видела! — тут же сообщила бабуся.

Этого Кошкина тоже не худо бы опросить… Но лучше — позвонить в гараж, справиться, кто тогда был на утреннем рейсе водителем. Да и пассажиры…

— Спасибо, Ираида Степановна! Большое спасибо. К вам еще участковый обязательно зайдет.

— Надеюсь! Может, чайку?

— Извините, Ираида Степановна. Служба. Но… буду иметь вас в виду.

— Всегда пожалуйста. У меня муж покойный — красный командир!

С начальником колхозного гаража Ревякин связался сразу же, как только вернулся в отделение. Водитель утреннего рейса как раз оказался на месте. Начальник даже предложил его прислать.

— Спасибо, мы сами заедем, — с ходу отказался инспектор. — Как раз по пути. Игорь! Ты скоро там?

— Иду… Как там Каштанкина?

— Мировая бабуся!

— Ну, это кому как…

Водитель колхозного грузовика ГАЗ-51 — именно такой транспорт возил на смену скотников и доярок — ждал милиционеров в конторе. Высокий симпатичный мужик с открытой улыбкой. На выцветшей гимнастерке — нашивки за ранения. Фронтовик.

— Колесников Александр Федорович, шофер. Можно просто — Саша. Ребята на фронте «Керенским» дразнили. Ну, по имени-отчеству. Одинаковые они у нас.

«Лахудр» Александр Федорович подвозил как раз в то утро. После того как убили практикантку Лиду Кирпонос. Правда, столь категоричен, как Ираида Степановна, Колесников не был:

— Девчонки как девчонки. Веселые. Одеты модняво, да.

— А с чего вы взяли, что веселые? Они же в кузове ехали?

— Так как залезли, сразу песни начали петь. С доярками нашими. Городские девочки, из Тянска. Одна — Юля — в Моськино к тетке приехала, погостить. Ну а подружка — с ней.

— А вы откуда…

— Доярки потом рассказывали. Все песню пытались вспомнить, что девчонки те пели, модную. Из «Человека-амфибии». «Нам бы, нам бы, нам бы, нам бы всем на дно» — знаете?

Ревякин хмыкнул:

— Да уж слыхали! Спасибо, Александр Федорович.

— Не за что. Постойте… — Колесников немного замялся, потупил глаза. — Товарищ… можно у вас кое-что спросить?

— Да, спрашивайте!

— Парень у нас в гараже есть… Костя Хренков. Немножко шебутной, но — золотые руки! И работу свою любит. Он у вас сейчас… не спрашиваю, по какому делу. Я вот о чем… Если надо там на поруки взять или еще что, так мы… всем гаражом.

— Что ж, Александр Федорович. Обязательно учтем ваше мнение.

К озеру свернули у Моськина — и сразу поехали прямо по лесной дорожке, не заезжая в деревню. Мощный рев двигателя тяжелого мотоцикла распугал местную фауну: белок, ящериц да многочисленных пичуг, что пели-чирикали по кусточкам.

Близ орешника на полянке виднелись следы двускатных колес.

Ревякин заглушил мотоцикл:

— Похоже, здесь вот автобус и был.

— Или грузовик. — Дорожкин выбрался из коляски, нагнулся, погладил пальцами траву — таволгу, пастушью сумку…

— Или грузовик, — согласно покивал опер и, завидев стайку ребятишек, усмехнулся. — А вот у местных аборигенов и спросим. Здорово, ребята! Что, водичка-то нынче теплая?

— Теплая! Здрасьте.

— Как парное молоко!

— Купаться можно!

Игнат потер руки:

— Ну и славно! А на мотоцикле проедем?

— На вашем — да!

Ребята с уважением взглянули на новую милицейскую технику.

— А вообще на машинах тут ездят?

— Да, на «газике».

— На «козле»! На нем хоть куда проедешь.

— Недавно вообще на автобусе приезжали! — вспомнил белоголовый парнишка в черных сатиновых трусах и тюбетейке. — Тут вон, на поляне, ставили.

— А что за автобус-то был? — сняв фуражку, участковый вытер со лба пот. — Рейсовый?

Мальчишка засмеялся — небольшой совсем, лет восьми:

— Не-а, дяденька милицанер. Рейсовый — он с тупым носом, а у того капот как у газика.

— А цвет какой, помнишь?

— Синий. С белым.

Такой же автобус видели и его приятели, с их слов оперативники уточнили и дату, и время. Все сходилось. Похоже, не врал Хренков.

Рассказали ребята и про девчонок. Про «лахудр». Правда, «лахудрами» пацаны их не звали, для них они были просто «городские», а для кого-то и вообще — «тетеньки».

— Одну Таней зовут, а другая — Юля!

— Они к бабе Шуре Вощенковой приехали. В конце мая еще.

— В Моськино, значит? — уточнил Игнат.

— Ну да!

— А сейчас они на озере, загорают.

— Ого! А покажете где?

Мальчишки вдруг замялись, зашушукались, потом самый старший — лет десяти — вышел вперед:

— Дяденьки милицанеры, а вы нас на мотоцикле прокатить можете?

Ревякин громко расхохотался:

— Конечно! Игорь, пешочком пройдешься? Ну, залезай, пацаны! Один — сзади, остальные в коляску…

— Ура-а-!

Так вот и подкатили к озеру: Ревякин за рулем, а с ним — толпа радостно орущей ребятни! Наверное, человек десять. И как только поместились-то?

— Дяденька милицанер! А вокруг озера можете?

— Э нет, пацаны! Хватит. Где, говорите, девчонки-то загорают?

— А вон, большой камень на мысу видите?

Девушки Таня и Юля подтвердили все. Да, действительно, их подвозил на автобусе симпатичный молодой парнишка.

— Мы в кино на «Бабетту» собрались. — Юля, шатенка, поправила на носу большие солнцезащитные очки. — А рейсовый как-то рано прошел. Так иногда бывает — смотря какой шофер. Ну, думаем, попутка только…

— Согласны уже были на грузовик! — со смехом подтвердила крашеная блондиночка Таня. — Да что там на грузовик! На трактор с телегой! Ведь «Бабетта» же! Хоть уже и смотрели, а все равно интересно.

Юля сняла очки и, щурясь от солнца, склонила голову набок:

— Ловили грузовик, а поймали автобус.

— Красивый такой. Синий, с белым капотом и верхом.

— Как королевны ехали. Одни!

Так что алиби Хренкова полностью подтвердилось.

— Откуда же тогда часы? — одеваясь, недоумевал Дорожкин.

— Да мало ли. — Прыгая на одной ноге, Ревякин выбивал попавшую в ухо воду. Милиционеры все-таки выкупались, правда, не с девчонками, а чуть подальше. Плавок-то не прихватили — одни синие форменные трусы! Не то