19 декабря

– …Еще в XIX веке, прежде чем построить второй Десятинный храм, провели археологическое исследование и обнаружили каменную гробницу-саркофаг князя Владимира из плит красноватого оттенка. В ней лежали остатки парчовой одежды, золотая пуговица, мужская обувь и тело Владимира… без головы! – сказала Ковалева.

Маша, Мир и примкнувшая к ним Катерина Михайловна Дображанская сидели за столиком в маленькой, украшенной старинными литографиями «Трапезной» для паломников. И Маше показалось, что она уже перенеслась куда-то в далекое прошлое. Даже Катерина Михайловна прониклась и взяла себе компот и печенье-звездочку «как в детстве».

Кафе находилось как раз посредине между Верхней парадной Лаврой и началом пути вниз – к Ближним и Дальним пещерам, а потому было наилучшим местом, чтоб определиться с дальнейшим направлением.

– Потому что за двести лет до того голову князя Владимира успел позаимствовать Петр Могила и поместить ее тут, в Успенской церкви, – Мир указал рукой в потолок, подразумевая Верхнюю Лавру.

Он уже подробно пересказал им свой разговор со служителем Михайловского монастыря, поведавшим в XVII веке важному гостю о противостоянии нового митрополита Петра Могилы со старым – Исаей Копинским, которого схватили прямо в Злато-Михайловском монастыре, больного, в одной рубахе и повезли на допрос… И об осквернении Петром Могилой могильника под Десятинной, где впервые был обнаружен помянутый саркофаг.

Катя вспомнила слова, долетавшие до них, в том, далеком и мертвом Киеве, на Владимирской горке.

И странный подарок – голову в короне «как у князя Владимира» извергла все та же Владимирская горка.

И выцарапанный на короне знак тризуба принадлежал когда-то Владимиру.

И даже кирпич из спондилувой глины использовался для строительства киевского университета святого Владимира.

Совпадение?

Вряд ли.

Даже странно, что до сего дня она, киевлянка, прожившая жизнь во граде Владимира, под сенью его креста на одноименной горе, слыхом не слыхивала, ведать не ведала о злосчастной судьбе княжьих мощей.

– Позже к честнОй голове святого Владимира в Лавру, так сказать, за княжеским благословением, ходили на поклон все цари. А кто забывал сходить к первому Великому властителю, тому, по легенде, и царствовать предстояло недолго, – закончил Мир.

– По легенде, – подчеркнула дотошная Маша, отделяя вилкой морковную котлетку от гречневой каши.

Где-то здесь в Лавре ел почти такую же бесхитростную еду, кашу и борщ, царь Николай I, по стародавней традиции усевшийся однажды за один стол с простыми паломниками.

Николая Палкина Маша не любила, но признавала: он сделал для Киева больше всех прочих царей. Он же и преподнес главе князя Владимира в Успенском соборе больше всего богатых даров, но это не уберегло его ни от поражения в Крымской войне, ни от ужасной кончины. Говорили, что, не сумев принять проигрыш, он покончил с собой – принял яд.

– Николая I голова не спасла, – сказала она.

– Потому что, помимо честнОй головы Владимира, нужно иметь и свою голову на плечах и не ввязываться в войнушки, которые невозможно выиграть… Кроме того, тут нашла коса на камень – благословение Лавры на проклятие Михайловского, – Мир говорил тоном веселого денди, перечисляющего для забавы все расхожие церковные сплетни. – Ты читала о проклятии Михайловского?

– Нет, расскажи, – заинтересовалась Маша и даже слегка отодвинула тарелку с котлетой.

И отметила уже знакомый металлический привкус на своем языке. Печень снова давала знать о себе.

Спустя два часа, согласно предписанию «доктора Киевицкого», она прочла Воскрешение. С тех пор прошло двадцать… ну тридцать минут – и повторять заклинание в третий раз было слишком рано.

Тем паче, что прочие органы молчали – эпидемия развивалась не так быстро, как ожидалось. Мадам Моровица лишь приглядывалась к Городу, как Маша к своей тарелке с котлетой, прежде чем заняться ею вплотную.

– Проклятия преследуют не только расхитителей гробниц фараонов, – начал рассказ Мирослав. – Сейчас мало кто помнит, что Михайловскому монастырю принадлежала когда-то добрая половина Киева – Крещатик, часть Печерска, Клов и большой шмат земли от Шулявки до Львовской площади. А в рукописном евангелии Михайловского монастыря было сказано: тот, кто отберет силой монастырские земли, будет проклят. И однажды земли действительно были отняты силой – на основании указа царицы Екатерины II. С тех пор и пошло-поехало. Сын царицы император Павел был убит, задушен придворными в собственном дворце. Ее внук Александр I преждевременно скоропостижно скончался, а по иной версии, тайно ушел в нашу Киево-Печерскую лавру замаливать грех отцеубийства – ведь при нем убивали папеньку Павла. Николай I умер от позора после поражения в Крымской войне. Александр II – взорван бомбой, Александр III – ранняя смерть вследствие перенесения травмы от крушения поезда… Про Николая II и его семью можно и не вспоминать. На нем царский род, по сути, оборвался. Вот и не верь в церковные проклятия! – завершил Мирослав все тем же тоном ироничного светского пустослова, не верящего ни в черта, ни в беса полуденного. – Как думаете, Катерина Михайловна, стоит донести эти сведения до ваших знакомых застройщиков, уничтожающих исторический центр Киева? Ведь проклятие вообще-то никто не снимал. Жаль, Господь не поражает виноватых громом и молнией прямо на месте, он действует не спеша… Да и куда ему-то спешить? – Мирослав был в ударе.

Вот только вчера были и гром, и удар молнии!

И Маша закусила губу. Вдруг Город пытался наказать их, Трех Киевиц? И эпидемия – их проклятие? Но за что их карали? Что они сделали? Позволили снести тройку дореволюционных домов?

– А Подол случайно не принадлежал Михайловскому монастырю? – спросила Катерина Михайловна.

– Большая часть Подола в районе Кудрявца… И место, где ваш знакомый строит торгово-развлекательный центр, тоже было некогда монастырской вотчиной, – охотно просветил ее Мирослав.

– И Топова тоже может постигнуть проклятие за строительство на бывшей церковной земле? Ты веришь в церковные проклятия? – Катя обращалась к Маше.

– Трудно сказать. Но честнАя голова князя Владимира – важная святыня. – Маша снова придвинула тарелку и доела монастырскую кашу.

– А еще у тебя некий пунктик на этой Владимировой голове, – сказал Мир. – Уже много лет. Я заметил, ты в принципе неравнодушна к Володе.