Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Панорама буквально притягивала… точнее, даже затягивала в себя. Я оперся руками о край витрины и по пояс всунулся внутрь. В ушах заиграла едва слышная развеселая музыка, потом к ней добавились радостные возгласы, какое-то уханье и зловещее хихиканье… Я поднял голову — марионетка-ведьма оказалась прямо надо мной. Ведьма водила над площадью длиннейшими руками, махала крыльями и разевала рот, устрашающе сверкая единственным клыком. Вот-вот свалится на голову…
— Вы бы поосторожнее, — раздался позади приятный женский голос. — У нас так один покупатель туда провалился, да так и остался — видите, вон фигурка пляшет?
Я отскочил от витрины как ошпаренный.
Сзади стояла молодая медноволосая женщина с младенцем на руках.
— Это дом Виллемины?
— Проходите. — Она приветливо указала на узкую дверь рядом с витриной.
По трем крутым ступенькам мы вошли в тесный и темный коридорчик и оказались в такой же тесной, опрятной, прямо-таки накрахмаленной комнатушке.
— Минуточку, — сказала женщина. — Я уложу крошку Вилли и займусь вами.
Она понесла младенца к резной деревянной люльке, которая на деревенский манер покачивалась на притолоке.
«Ага, счас», — подумал я, вспомнив Ваську. Младенец таращился на меня во все глаза, пускал слюни от безграничной заинтересованности и спать явно не собирался. Оказавшись в люльке, набрал воздуха и издал протестующий вопль, отозвавшийся эхом чуть ли не в соседних горах.
Женщина ничуть не смутилась. Мило улыбнувшись мне, она накрыла младенца одеялом и запела колыбельную, на которую тут же отреагировала моя печать Восьмилистника.
«Магия? — удивился я и зевнул. — При чем тут магия?»
И клюнул носом, едва не свалившись с колченогого табурета.
Тут до меня дошло: колыбельное заклинание!
«Хм, прогрессивно», — одобрительно подумал я, борясь с дремой.
Пение оборвалось. Женщина закрыла колыбель пологом и повернулась ко мне:
— Я вас слушаю, господин. Которая из кукол вам приглянулась? Или закажете свою?
— Нет, куклы мне не нужны, — ответил я, протирая глаза. — Я ищу Виллемину.
— Я Виллемина.
— Нет, другую.
— Мою маму? Так бы и сказали. Матушка!
Послышались тяжелые шаги, и из-за двери появилась пожилая женщина, вытирая руки передником. Я опять чуть не навернулся с табурета. Так вот кто послужил моделью для ведьмы с витрины…
— Вы не поняли, я ищу колдунью…
— Я колдунья, — скрипучим голосом сообщила бабка. — На кого сделать куклу? Приворот, беременность, талантом одарить? Порчу не наводим, болезнь не напускаем, извиняйте — на это у нас лицензии нет…
Но тут молодая женщина, глядя в мое ошарашенное лицо, рассмеялась и сказала:
— Поняла! Вы ошиблись, добрый господин. Мы не чародейки, всего лишь кукольницы. Просто у нас в семье все женщины — Виллемины. Она, — женщина указала на колыбель, — тоже Виллемина. Семейная традиция, понимаете?
— Что, такое популярное имя? — спросил я с неудовольствием.
— Нет, это в честь нашей чародейки, той самой, которую вы ищете. Много лет назад она спасла в этом доме дитя — бабушку моей матушки. Дитя умирало от болезни, и чародейка пожалела ее. Она сделала две одинаковые куклы и сказала заклинание: «Одна для жизни, другая для смерти, одна за другую залог». Потом первую куклу она проткнула ядовитыми колючками и бросила в реку. Вместе с ней из дома ушла болезнь. А вторую мы поставили на полку над камином, вон она, видите?
Я посмотрел и онемел. Медноволосая кукла смотрела на меня синими глазами Драганки.
— А наша городская чародейка живет в замке, — донесся до меня голос кукольницы. — Но сейчас она не там. Давайте я покажу, где ее найти…
Мы вместе вышли на крыльцо. Хоть моя голова чуть не распухла от новых загадок, но от очередного вопроса я все же не удержался:
— Вы не просветите любопытного чужестранца? На том доме напротив, видите, на фасаде — часы. А стрелок нет. Но при этом часы тикают…
Не-та-Виллемина вздохнула. Видно, этот вопрос ей задавали часто.
— Наш сосед — алхимик, — объяснила она. — Однажды он повздорил со своим приятелем, тоже алхимиком. И тот заколдовал его дом так, чтобы время в нем шло задом наперед. Но наш сосед успел запустить время в обратную сторону. Однако не рассчитал, что минус на плюс дает ноль. С тех пор время у него в доме вообще остановилось.
— И что он сделал? — потрясенно спросил я.
— Мы не знаем. Прошло уже пять лет. Он пока не выходил.
«А если я туда зашел бы?» — подумал я. Но экспериментировать не захотелось.
— У вас в городе так много чародеев?
— Это улица алхимиков и кукольников. Настоящая чародейка на княжеской службе у нас сейчас одна.
Продавщица кукол махнула рукой в сторону замка:
— Идите к княжескому дворцу, не доходя до моста, сверните налево и пройдите еще квартал. Попадете на главную площадь. Виллемина сейчас точно там. Работает, — добавила она с едва уловимой гримасой.
Гул толпы я услышал издалека. Ага, так вот где все горожане! То-то город казался вымершим… Вскоре мне начали попадаться группы людей. Только, похоже, я опоздал — почему-то все шли мне навстречу. Оживленные, радостные, они что-то бурно обсуждали. Уж слишком радостные. Видимо, на площади было какое-то мероприятие и как раз закончилось.
Дома расступились, и я оказался на просторной площади. С трех сторон ее окружали богатые дома, с четвертой текла река, за ней устремлялся в небеса княжеский замок. А в центре площади, на знакомом помосте…
А, черт. Средневековье! Мог бы догадаться, чему они все так радуются.
Вместо цветочных гирлянд и музыкантов на помосте белело тело на дыбе.
Похоже, казнь завершилась, однако вокруг лобного места толпилось еще довольно много народу. Зеваки что-то жарко обсуждали, размахивая руками.
Я хотел развернуться и уйти, но меня вдруг потянуло на площадь с неодолимой силой. Отвращение боролось с нездоровым любопытством. С такими чувствами некоторые люди смотрят репортажи о трагедиях. А тут даже не прямой эфир, а полный реал… «Только ради общего развития, — подумал я. — Никогда не видел казни и вряд ли еще когда-нибудь увижу…»
Я пробрался через редеющую толпу к эшафоту… и словил гораздо больше адреналина, чем собирался. На дыбе висел Кром из Пармы.
Сперва я даже толком не понял, что с ним сделали. Потом догадался — превращение каким-то колдовством было остановлено на полпути, в переходной от человека к дракону форме. Видимо, для того, чтобы он точно был совершенно беспомощен. Когти вырваны, крылья распялены и прибиты к столбам железными клиньями, суставы перебиты… От вида его выломанных рук у меня самого по телу прошла судорога.