– Лив! – Гамов сделал большие глаза, рисуя, по всей видимости, жест с меня.

– Макс! – передразнила я.

– Отвечай.

Только позавидовать его терпению. Давно бы себя убила на его месте и ушла. Чего еще я могла добиваться? Одиночества, полного, беспросветного одиночества, момента, когда ты говоришь себе, что это дно. Что ты на дне, а вокруг никого. И никого никогда не будет. Что ты живешь в одиночку и дохнешь тоже в одиночку. Что шанс есть только у тех, кто не научился жить один. Кто не самодостаточен. Именно он, вполне возможно, сдохнет не в одиночку, а окруженный себе подобными, льющими слезы над конечностью своего существования. Но разве это важно для умирающего? Он видит слезы, он чувствует эмпатию, и на один долбаный миг ему становится не так страшно.

Но когда ты понимаешь, что один, а вокруг – пустота, откуда-то всегда берутся силы идти дальше. Наверное, просто не хочется сдохнуть прямо сейчас.

Я подняла глаза. Гамов никуда не делся, но узор из прозрачных нитей, плотно окутывавший нас еще несколько мгновений назад, испарился, растаял в воздухе. Живешь в одиночку, Лив, и дохнешь так же.

– Звонил не он.

Я перегнулась через стол, схватила сумку, сетуя на себя за допущенную слабость, потом прямо по бумагам рванула к шкафу.

– Звонила его ассистентка. Сказала, что у него инфаркт, выслала адрес больницы, на тот случай, если я захочу приехать. Знаешь, Макс, я отлично с ней поговорила. Даже виду не подала, что волнуюсь.

Шуба легко легла на плечи. В последней фразе что-то было не так, но раздумывать не приходилось.

– Хорошо, что наличка есть, – к чему-то сказал Гамов и, схватив пальто, потащил меня за руку по коридору.

Только садясь в машину, я вспомнила, что английский паспорт преспокойно лежит дома.

– Черт, Максим, надо на Чистые. Интересно, если я прямо сейчас закажу такси, через сколько приедут?

За лобовым стеклом сказочно светили фонари, шел крупный, хлопьями, снег, невысокие домики подмигивали, манили теплом и нереальностью происходящего. На один миг мне отчаянно, невыносимо захотелось оказаться в придуманном мире, где с демиургом в джинсах за двести баксов никогда ничего не случается, где он получает все, что захочет, стоит только протянуть руку, где любовь и друзей можно заиметь просто так. Подойдя познакомиться. Или выбрав подходящую модель друга на страницах шикарного каталога. А потом точно, на века, до кожаного переплета. Не предаст и не отступится. И ты об этом знаешь, а еще вы оба живете вечно. Потому что концовки вам никто не прописал, а деконструкторы – да в гробу я видала этих деконструкторов.

Где-то далеко и в то же время невыносимо близко щелкнул застежкой ремень, и меня вдавило в кресло. Гамов, дурацкий Гамов забеспокоился и пристегнул собственноручно.

– Вот что, Лив. Я веду. А ты ищи быстро-быстро ближайший рейс до Лондона.

Я зачарованно кивнула.

– Слышишь меня? Достала айфон, быстро, зашла на «Энивей Энидей» и ищешь. Прямо сейчас.

– Максим, у меня паспорта нет, – отозвалась я, все еще околдованная идеей.

– Едем к тебе, потом в аэропорт. Думаешь, почему про наличку сказал?

Не глядя на меня, Гамов вжал в пол педаль газа, и мы рванули с места, как укушенный за хвост дракон. До дома донеслись за минуту.

– Одна нога здесь, другая там.

Я послушно кивнула, выбралась из машины, и тут порыв морозного ветра как будто толкнул меня в грудь: «Девочка, папа умирает». Я тряхнула волосами и помчалась наверх, перепрыгивая ступеньки; едва сумела открыть квартиру, впопыхах что-то разбила, но все-таки достигла пункта назначения: большого трюмо с документами. Диплом, право собственности, свидетельство о смерти (тут когтистая схватила меня за сердце, неужели не успею, неужели, как к бабуле, не успею?), вот же он, уродливый синий документ. Бегом вниз.

В машину я вломилась почти силком, запрыгнула внутрь, сразу пристегиваясь.

– Проверил. Ближайший в двадцать один сорок из Домодедова.

Я повернулась к нему, невероятно расстроенная, чувствуя, как сердце падает вниз:

– Не успеть.

– Лив, – Гамов робко улыбнулся. – Говорю же, хорошо, что есть наличка.

С этими словами мы стартовали еще быстрее, чем в прошлый раз, и через невероятно короткое время летели по полупустой Москве на скорости сто двадцать.

– Убьемся же, – протянула я.

Гамов только хмыкнул в ответ, и я впервые обратила внимание на то, что он не снял перчатки, да и руль держит как-то странно.

Мы резко повернули направо – так, что шины завизжали, и машину слегка крутануло.

– Не успеем.

– Кстати. – Гамов все так же сосредоточенно смотрел на дорогу. – Айфон. В правом кармане джинсов.

Я собралась покраснеть, как малинов цвет, но тут мы с размаху затормозили перед взявшейся из ниоткуда вереницей машин, и он вытащил телефон сам. После чего, не успела я ахнуть, развернулся через две сплошные и был таков.

– Что делать-то?

– Код – семь пять пять шесть. В телефонной книжке находишь Макса.

Я послушно разблокировала тяжелый аппарат. Глаза резануло: на экране, конечно, была красавица Рита, обнимающая Гамова за шею.

– Набрала? – нетерпеливо спросил он, петляя неизвестными мне дорогами и переулками. – Ставь на громкую связь.

Я так и сделала. Потянулись длинные гудки, потом трубку сняли.

– Ма-а-а-акс, – раздался из динамика приятный мужской голос. – Какими судьбами?

– Тезка, слушай. – Мы снова уперлись в пробку, и Гамов дал задний ход на какой-то невероятной скорости. – Такое дело. Нужно в двадцать один сорок улететь в Лондон. У подруги инфаркт у отца. Мы едем, но боимся не успеть, даже если купим билеты и зарегистрируемся.

– Хотел новую книжку попросить вне очереди, но, похоже, неуместно. Так, слушай, перезвоню через минуту.

Вызов оборвался. Я ошарашенно смотрела на Гамова, который все так же спокойно вел на невероятной скорости машину.

– Тебя прав лишат. Камеры везде.

Мобильник ожил. Я провела пальцем по экрану и поняла, что руки дрожат.

– Ма-а-акс, а с чего ты вообще взял, что на пятничный рейс Москва – Лондон есть билеты?

– Тезка? – коротко отозвался Гамов.

– Пришлось ссадить двух особенно наглых туристов. Улетят на следующем. Диктуй мне имена, быстро, пока не раздумал.

Гамов выразительно кашлянул, и я засуетилась, вытаскивая паспорт из сумки.

– Здравствуйте. Оливия Розен, гражданка Соединенного Королевства.

На том конце присвистнули.

– Розен? Ладно, молчу, простите. Как пишется?

– Розен, – обреченно кивнула я.