– Можно пойти на рейд в кабинет Арлиновой, – предложил Гамов, не отрываясь от желтого листа с машинописным текстом.

– Идея отличная, Макс. А завтра – на рейд в увольнение. – Гера наконец-то поднял длинные ресницы и уселся на полу с королевским видом. – Так что за паттерн?

Я провела рукой по волосам, приготовилась говорить, и тут у меня заиграл мобильный. Гамов язвительно полуулыбнулся, не глядя в мою сторону. Не иначе, мстил.

Я перевернула айфон. На дисплее улыбался Лешка, поэтому звук пришлось выключить.

– Паттерн, – повторила я и на мгновение зависла.

– Первый раз звонит? – Гера сладко потянулся, и я испытала почти непреодолимое желание швырнуть в него пластиковым стаканом.

– Может, к делу? – шероховато спросил Макс.

Я фыркнула. И тут мобильник запел снова. Что удивительно – группой Muse и совсем не у меня. Судя по озорной улыбке, Гера давно успел включить беззвучный режим. Гамов вылетел из-за стола и уже на пороге бросил в трубку:

– Привет, Рит, как ты?

Я не сдержала вздоха. Гера сделал хлоп-хлоп ресницами и чуть заметно качнул головой.

– Ненавижу тебя, – буднично сказала я.

– И я тебя, – отозвался он.

Потом мы оба разулыбались.

– Покурить бы.

– Размечтался. Статистику давай тащи.

– Ау, Оливин, я ее сразу принес. Лови. – Гера бросил сложенную вчетверо распечатку прямо в меня.

– Тогда дождемся Максима.

– Дождались, – с порога заявил Гамов. – Начинаем обсуждение?

– Нет-нет-нет! – Туров почти подпрыгнул на полу. – Никаких обсуждений. Знаю я твою страсть к теории. Пускай говорит Оливин. Она все это затеяла, и слово ей.

Я опасливо огляделась по сторонам и даже на всякий случай вышла в коридор. Темно и пусто, то, что доктор прописал. Я не смогла удержать нервного смешка и вернулась.

– Феерические меры предосторожности. – Гера уже почему-то сидел за моим столом.

– Уступи место, иначе сяду на колени.

– Напугала! Иди к Гамову садись.

Я возвела очи горе и вышла на центр комнаты, чувствуя себя совершенно по-идиотски. Платье, каблуки – как будто на докладе.

– В общем, так. Понятия не имею, когда начались прорывы. Архив ФСБ велел приходить на следующей неделе, а вся стоящая информация – у них. Здесь данные только с момента развала Союза…

– Оливин, – перебил меня Гера с легкой укоризной в голосе. – Нельзя ли объяснить для начала, что происходит? А то работала ты, работала, и вдруг – паттерны какие-то, архивы ФСБ, откуда что берется?

Я бросила неуверенный взгляд на Макса. Тот сосредоточенно вглядывался в пожелтевшую бумажку.

– В общем, Гер, если по-честному, то в обычном мире, не твоих книгах, все так и происходит. Работаешь, работаешь, копишь информацию, а потом случается синтез. И анализ.

– Ты мне Гамова тут не выгораживай только. – Гера завел руки за голову и сладострастно зевнул.

– Она не выгораживает, – резко отозвался Гамов. – Что за манеры вообще такие?

– В одной упряжке бежим, детки, – тут же спружинил Гера.

– Раз мы в ней бежим, то… – Я прервалась.

Надо было признаться, но по какой-то загадочной причине не получалось. Язык не поворачивался сказать гадость. Пусть правдивую, пусть выстраданную, пусть опасную… Я просто физически не могла сдать напарника.

– Совсем меня за дурака держите. Я же все-таки известный писатель, любимец критиков, – протянул Гера язвительно.

– Но не публики, – отбрил его Гамов.

– Неправда. – Я нервно заглянула в статистику.

– Всем спасибо за мнения. Так что же случилось в прорыве, что Оливин внезапно взяла полагающийся ей отгул и пошла не куда-нибудь, а на Лубянку?

Гамов кашлянул и все же посмотрел на меня.

– Как бы тебе это объяснить, Гер. Мир начал защищаться.

– Не понял. – Он настороженно приоткрыл глаза.

– Понимать нечего. Мы зашли в прорыв, и мир почти тут же среагировал, обвинив нас во всех смертных грехах и прислав за нами убийц.

– Издеваешься? Я читал отчет перед отправкой.

Я помотала головой:

– Арлинова все переправила, видимо, решив, что с таким развитием событий ваш Степа точно нас прикроет.

– Мир начал защищаться? – Гера принял вертикальное положение и стал переводить взгляд с меня на Гамова и обратно.

Я кивнула.

– Но мир не может защищаться! – Он нервно отхлебнул из моего стакана с кофе.

– Нашел кому рассказывать, – фыркнул Гамов.

– В общем, это только гипотеза. Попав внутрь, мы сразу стали главными героями, события завертелись вокруг нас. Макса подстрелили даже.

– Я такого в жизни не видел, Гер, а сам знаешь, за последние два года с чем только не сталкивались.

– И вправду конец света, – криво заулыбался Гера.

Меня передернуло.

– Не совсем так. В общем, про паттерн, ребята. Из интересного. С начала девяностых прорывы были очень редки, догадываетесь, почему? Издавали что ни попадя, закрепляя мир в нашей реальности. Потом дела пошли под откос. Чем дальше, тем сильнее. В две тысячи пятом впервые было зафиксировано четыре прорыва за год. В шестом – снова четыре. В восьмом – целых семь. Ну а потом, в две тысячи десятом, завертелась вся эта кутерьма. Двенадцать прорывов, шестнадцать. С первого января нынешнего года – двадцать пять штук, не считая позавчерашнего. Паттерн. Чувствуете?

– Да все понятно. – Гамов чуть пожал плечами. – Растет количество неиздаваемого материала, следовательно, растет количество прорывов.

– Но не по экспоненте же! – взвилась я.

– Это не экспонента, – отозвался Гамов, глядя в стол.

– Растет не только число, но и сложность. Ты бы почитал отчеты за две тысячи первый, да что там, даже за две тысячи пятый! – Я раздраженно забралась на собственный стол, и Гера тут же развернулся ко мне.

– Я читал их. Более того, сам закрывал еще за год до того, как ты издалась.

– И что? – Я бросила обжигающий взгляд на Геру. Тот внимательно посмотрел на меня. Понял, хитрец, что поднимать глаза на Гамова мне было никак нельзя.

– Сложность… – Гамов на секунду замер. – Повысилась. Бесспорно. Но это нормально, Роза. Произошел естественный отбор. На Самиздате стали задерживаться приличные тексты. А что-то приличное деконструировать куда сложнее.

– А миры за деконструкторами по какой причине стали охотиться? – спросил Гера, холодно на него глядя. – Настолько усложнились, что собственный разум обрели?

Гамов ядовито хмыкнул и сделал глоток из стакана с кофе: