– Их так много. – Она просматривает стопку, которую ей дал Адам. Слова выпрыгивают с бумаги.

Джейк

Элисон

Любовь

почему

злитесь

пожалуйста

больно

Для Сюзанны слишком много информации. Она чувствует себя потерянной, заплутавшей, начинает заново, возвращается к началу стопки. Дорогая мисс Бёрч, я просто хотел вас поблагодарить…

– Есть еще, знаешь. Я принес только часть.

– Еще?

– Всего их двадцать семь. Жаль, что на них не стоят даты, но это и не важно. Он отправлял их на протяжении полугода, с первого разговора на дорожке у школы и до семнадцатого мая девяносто девятого.

Семнадцатое мая тысяча девятьсот девяносто девятого. День, когда мир перевернулся. Когда бы Сюзанна ни слышала эту дату, ни замечала ее в календаре, она всегда видит ее выгравированной на могильном камне.

– Сколько ты уже прочитала? – Адам тянется посмотреть, какое письмо Сюзанна заложила пальцем. Вытягивает его из стопки и, быстро взглянув, понимает содержание.

– Насколько я понимаю, осталось всего четыре. Потом письма прекратятся.

Сюзанна возвращается к письмам. Даже не вчитываясь, она может сказать – в них все то же самое: Элисон игнорирует Джейка, Джейк хочет знать, почему. То умоляет, то упрекает, потом опять умоляет, неоднократно Джейк пытается обуздать себя, но, зная сына – зная, что случилось, Сюзанна видит знаки. Где он говорит о записках, оставленных под дворником на машине, предложение прятать их в ее стол. Он будто запугивает ее. На самом деле не будто. Он это и делал. Интересно, он следил за Элисон? Ходил к ней домой?

– Откуда они у тебя? – еще раз спрашивает Сюзанна Адама. Имея в виду, откуда мне знать, что они настоящие? Но она знает наверняка. В конце концов, она где угодно узнает почерк сына. Тоска, одержимость звучат все сильнее. Она слышит закрадывающиеся оскорбления, страстное желание, чтобы Элисон приняла его всерьез. Чтобы хоть кто-то воспринял его всерьез, дополнила Сюзанна.

– С полки матери, – отвечает Адам. – Ее пачка лжи.

Сюзанна поднимает глаза.

– Она их хранила?

– А ты бы выбросила?

Сюзанна не знает, что ответить. Думает о своем ящике для «хлама» в шкафу в спальне, хранящем ее пачку лжи. Эмили как-то в детстве копалась в этом ящике и вытащила фотографию умершего брата.

– Ты его не знаешь, – отрезала Сюзанна, когда Эмили спросила, что это за маленький мальчик. Подразумевая, тебе лучше не знать. Я никогда о нем не расскажу.

Но это ведь другое. Не правда ли? То, что Сюзанна сделала

(до сих пор делает)

с Эмили – не то же самое, что родители Адама сделали по отношению к нему.

Или нет?

– Зачем ты мне их показываешь? – Сюзанна хочет сунуть письма обратно Адаму, но не может их отпустить. Ручка Джейка оставила на бумаге следы, похожие на шрифт Брайля, и ей кажется, что она пальцами прикасается к своему сыну. Дотрагивается до него, гладит, как раньше, когда он малышом садился рядом с ней на диване, при свете лампы для чтения и под невнятное бормотание телевизора на заднем фоне.

Джейк. Любимый, смешной, глупенький малыш. Что ты наделал?

– Я думал, тебе будет интересно, – говорит Адам. – Разве не любопытно?

Она качает головой, скорее в знак опровержения, чем в ответ.

– Вот, – она протягивает пачку писем, – держи.

Адам забирает их.

– Расскажи мне о ней, – просит он.

– О ком? – не поняла Сюзанна. Она шмыгает носом. Хочет достать носовой платок из рукава, но вовремя вспоминает, что там есть еще кое-что, и это нельзя случайно уронить.

– Об Элисон Бёрч. Моей матери. Расскажи мне о ней. Что помнишь.

Сюзанна еще раз качает головой. На этот раз это и несогласие, и отказ: не могу, не буду. И мольба. Не заставляй меня. Элисон Бёрч – женщина, о которой Сюзанна не может заставить себя подумать. Она шестая в списке людей, которых Сюзанна не может не обвинять.

– Расскажи, как она пришла к вам домой, – говорит Адам. Он постукивает ногтем по лезвию ножа. Напоминание, что у нее нет выбора, будто Сюзанне нужно напоминать.

– Когда она постучала в дверь, уже было поздно. После обеда, где-то в середине недели.

Это было в четверг. Сюзанна помнит, потому что Нил был дома, хотя не должен был. По четвергам он встречался с «парнями», по сведениям Сюзанны их компания состояла из Нила и еще трех школьных товарищей, и они сидели и играли в видеоигры под пивко с травкой. Но в тот четверг, Сюзанна четко помнит, мальчишник отменили. Стив, у которого все собирались, только что перенес операцию на колене и не ждал гостей. Сюзанна помнит, как Нил невозмутимо отнесся к ироничному замечанию, что их взрослая встреча отменилась из-за того, что один из компании одряхлел настолько, что ему пришлось заменить частичку.

Так или иначе, Нил был дома. Ворчливый, на грани срыва, и он открыл дверь.

– Я узнала ее, – рассказывает Сюзанна Адаму, – но не могла понять откуда. Я смотрела через плечо Нила. Мне не было видно лица мужа, но по изменившейся позе я могла сказать, что он… под впечатлением от увиденного. Он немедленно повеселел, будто ее доставили специально для него.

Сюзанна вспоминает строку из любимого фильма, когда видит реакцию мужа. Худая, смазливая, большая грудь. В общем, ничего.

– И что ты о ней подумала? – говорит Адам. – Ты сказала, что узнала ее. Ты с ней раньше говорила?

– Нет. Я подумала, что она… привлекательная. Этого нельзя отрицать. Одета со вкусом. И еще мне подумалось, что она выглядит безумно молодой.

Элисон Бёрч было двадцать четыре, как оказалось. Старше, чем думал Джейк, когда писал письма. Но она и правда сойдет за восемнадцатилетнюю. В противовес тонкому сложению у нее были густые волосы карамельного цвета, которые она собрала в тот вечер, как и всегда, насколько видела Сюзанна, в свободный пучок. Не ее вина

(правда, не ее)

но прическа Элисон Бёрч странно и непреднамеренно манила. Даже Сюзанна видела это. Нил уже пускал слюни в банку пива. Подростка эта копна волос, едва не спускающаяся на плечи, так же притягивает, как и потерянная пуговица с блузки.

– И что она сказала? О Джейке. Как это сказала?

Сюзанна моргает.

– Для начала она спросила, дома ли Джейк. Наверняка она знала, что его нет. Она была явно смущена. Потом я это поняла. Тогда она показалась мне высокомерной. Дома был бардак, Нил с банкой пива, и выражение ее лица, когда она оглядела гостиную… – Сюзанна качает головой и начинает дрожать. Она не замерзла, это другое. – Она, конечно, волновалась, не знала, как приступить к рассказу. Но я со своего места подумала, что она осуждает.