Отъезд шурина[50] в Венецию просто обозначил очередную веху, но пока еще ничего в целом не изменил. «Он улетел, но обещал вернуться», как говаривала одна дама про упитанного рыжего мужчину с пропеллером. А Дмитрию предстояло жить здесь и сейчас. Поэтому он посчитал большой удачей тот факт, что отряд ордынцев разминулся с братом жены и его людьми. Мамай же водил дружбу с генуэзцами – врагами Венеции. Могла получиться довольно неловкая ситуация.

В общем – прибыл баскак[51] с тремя сотнями ордынской кавалерии. Причем не ополчения, а нормально снаряженных, по меркам степи, всадников[52]. Но удивить юного наместника не смог – тот ждал его. Потому как от Коломны, где минувшим летом поставил наблюдательный пост, два дня назад прилетело письмо голубиной почтой. То есть, он успел подготовиться и встретить дорогого гостя практически с фанфарами.

На плацу внутри Кремля была выстроена вся пехота, подчиненная Великому князю, в полном обмундировании. Вроде как для смотра. Огромные пики и луки. Начищенные доспехи, ярко сверкающие на солнце. Отстиранные кафтаны и гербовые накидки с орлами. Они – ждали. А вот кирасиры, также при полном параде, выступили навстречу, чем изрядно смутили баскака и его людей. Ведь обычно их не встречали. Тут же – не только сильный отряд вышел, так еще и лично с Великим князем.

Впрочем, несмотря на изрядную «вибрацию» гостей из степи, явно не желавших сражаться с этими закованными в железо всадниками, все обошлось. Дмитрий приветливо поздоровался с баскаком и пригласил его в Москву, в Кремль, пояснив, что налоги собраны и ждут лишь доставки хану.

Ордынский отряд в сам город не пустили, сославшись на невозможность размещения. Им подле стольного града Великого князя разбили палаточный городок, намекая, что сильно задерживаться не стоит. Конечно, совсем в одиночестве баскак не поехал, прихватив с собой два десятка доверенных людей. Именно эти люди и увидели московскую пехоту, выстроенную ровными рядами.

Зачем Дмитрию была нужна вся эта демонстрация? Очень просто. Баскак с отрядом пришел за деньгами. Их нужно отдать, желательно с подарками. Но откупаться от варваров по давней традиции имело смысл, лишь явно намекая – эта сумма окончательная. Больше не будет. Берите и уходите. И уходите быстро.

Сложно сказать – насколько сильное впечатление произвел не по годам взрослый юноша, рассекавший в собственноручно изготовленном латном доспехе, на гостей из Орды. Но те, не задавая лишних вопросов, забрали уже подготовленный для них налог, подарки хану и беклярбеку[53], после чего спешно ретировались. Проведя лишь одну ночь в гостях. Даже несмотря на то, что Дмитрий, следуя традиции, сокрушался на тему столь скорого отъезда дорогих гостей. Дескать, даже чаю не попили. Тем более что все выплаты были предложены Великим князем тоже довольно компактно – в виде исправных кольчуг и шлемов.

Немаловажным был и другой «тонкий» намек. Все кольчуги, которые передавались в уплату налогов с провинции Русь, были хоть и добрые и целые, но имели следы ремонта. Хорошо заметные следы ремонта.

На первый взгляд такой демарш может показаться странным, но Дмитрий знал, что делает. В Золотой Орде шла гражданская война. Наместник провинции Белая Орда – Мамай, поставив своего хана и став вторым лицом государства, боролся с конкурентами из провинции Синяя Орда. Русь же оставалась в целом нейтральной. Она попросту пока не успела втянуться в эту драку.

Сложность ситуации заключалась в том, что хан и его беклярбек в 1362 году не контролировали полностью даже Белую Орду. Только ее ядро – основные кочевья. В то время как Волжская Булгария и ряд угорских племен, находящихся в непосредственной близости от Руси, – были сами по себе. Из-за чего представляли угрозу для провинции Русь. Ну… может быть, и не угрозу, но источник беспокойств точно.

– Но ведь ты своими руками усиливаешь хана, – удивилась супруга.

– Верно, – охотно кивнул Дмитрий. – Но до определенной степени. Мне нужно, чтобы он держал своих людей в кулаке и ценил мое расположение. Честные выплаты налогов в столь смутное время – дорогого стоят. А бегать сам за кочевыми бандами я не имею никакого желания. Тем более – сейчас, когда Ольгерд, безусловно, готовится ударить по мне.

– Ты думаешь?

– Уверен. Я сломал ему всю политику в отношении с восточными соседями. Ведь он планировал протолкнуть на стол Великого князя своего родича – Михаила Александровича, который, как недавно мне докладывали, сменил старого Тверского князя. Бедный Василий Михайлович, – покачал головой Дмитрий. – Ты знаешь, что с ним случилось?

– Он отрекся от престола и ушел в монахи.

– Его ушли в монахи. Насильно. А потом убили, когда скрылся с людских глаз.

– Убили? – удивилась Анна.

– Да, два дня назад прилетел голубь из Твери от нашего человека. Подробностей никто не знает, но Василий Михайлович со своими детьми и женой прекратил свое бренное существование. Весь корень его извели. Кто? То большой вопрос. Михаил Александрович племянник ему будет. Престол он желал, но убивать не было смысла. Я больше склоняюсь к литовскому следу.

– Вот как…

– Новый князь Твери будет стремиться выслужиться перед Ольгердом, оправдывая его поддержку. Да и смерть дяди должна навести его на нужные мысли. В общем – ждем. Примерно через год Михаил Тверской начнет проказничать. Мог бы и на будущий год, но уж больно значительный удар дружина получила под Суздалем. Быстро такую брешь не залатаешь.

– А сам Ольгерд? Разве он не выступит?

– Сложно сказать, – пожал плечами Дмитрий. – Скорее всего, нет. Ему нужно подмять под себя Тверь. А разве она ляжет, если будет сильной? Нет. Поэтому Ольгерд станет подговаривать своих ставленников к великим свершениям. Сам же обеспечит им надежный тыл, чтобы случайно никто Тверь не захватил. Или в случае большой опасности выступит им на поддержку.

– Ясно… – задумчиво произнесла Анна, нежно поглаживая свой живот. После возвращения из похода Дмитрий со всем радением исполнял супружеский долг… со всеми вытекающими последствиями. – А что будешь делать ты?

– Вооруженно дружить с Мамаем. Иного выбора у меня просто нет. Воевать со всеми – та еще забава.

1362.12.30. Окрестности Коломны

Отряд, возглавляемый Андреем Константиновичем князем Нижегородским, мерно вышагивал по льду Оки. На душе у него скребли кошки, а за спиной мерно брели семьи, выкупленные у «этой малолетней гадюки» в Москве.