— Продолжай, продолжай, — подбодрил его Никифор. — Так хороша, что дух захватывает? Так хороша, что ты пожалел о своем отказе жениться?

— Или замолчишь, или я заткну тебе рот, — сказал Дмитрий, схватив друга за ворот. — Боярышня Анна не из тех, о ком можно судачить ради забавы. И жениться на ней никто не сможет. Она — святая, не от мира сего. Решила посвятить себя Богу.

— Кажется, я тоже видел эту знаменитую боярышню, — заявил Шумило. — Догадываюсь, кто она. Та самая красавица богомолка, которая стояла у церкви, да, Клинец?

— Что, действительно так хороша? — спросил Никифор, отодвигаясь подальше от Дмитрия.

— А как же, настоящая царевна, — подтвердил Шумило. — Но отчего получилось, что ее все считали уродиной?

— Вообще-то мне и раньше казалось, что тут дело нечисто, — сообщил Никифор. — Уж больно славили ее киевские сплетники. Теперь понимаю: это дело рук Завиды. Хотела всех женихов от падчерицы отвадить, чтобы та скоротала век в монастыре.

— Она и без Завиды в монастырь бы ушла, — вздохнул Дмитрий. — Так уж ее тетка воспитала. Анна не любит мирской жизни.

— Да откуда ты знаешь? — не отставал Никифор. — Ведь соглашалась же она на замужество.

— Соглашалась, пока думала, что победитель желает такой награды. Отец и игуменья ее уговорили, вот она и согласилась из чувства долга.

— А вдруг, став твоей женой, она бы полюбила мирскую жизнь? — лукаво спросил грек. — Вдруг ты сумел бы ей настолько угодить, что…

Дмитрий стукнул по бревенчатой стене так, что доска треснула, и выбежал из хижины на лесную поляну. Слова Никифора всколыхнули в нем то, о чем купец старался не думать.

Увидев, как болезненно воспринимает Дмитрий разговоры о боярышне, друзья решили ему больше не докучать.

— Дай-то Бог, чтобы Клинец скорей перебесился. А то ведь если он таким будет и дальше — туго нам придется, — заметил Никифор.

Опасения молодого грека были не напрасны. Успех любого дела, которое затевали друзья, во многом зависел от душевного состояния Дмитрия. Недаром они молчаливо признавали его своим предводителем. Клинец обладал каким-то особым чутьем, позволявшим ему предугадывать и удачу, и опасность, и особой решительностью, не раз выручавшей их в самых безнадежных переделках. Но Дмитрий мятущийся, неуверенный в себе вызывал у друзей тревогу.

Впрочем, Клинец быстро справился со своим настроением. А может, просто сумел его скрыть, спрятать в том уголке души, куда и сам редко заглядывал.

Трое путников продолжали двигаться на юг, через Поросье — землю, на которой поселились торки, подвластные русским князьям. Эти пограничные поселения бывших кочевников служили заслоном от половецкой степи. Река Рось и большие леса на юго-западе являлись препятствием для вражеской конницы. Да и сами торки, перейдя под защиту великого князя, обязались нести пограничную военную службу. Бывшие кочевники теперь жили в маленьких городах-крепостях, вокруг которых пасли стада коней и овец. Земля Поросья, изрезанная небольшими речками, представляла собой огромное пастбище с прекрасной травой и удобными водопоями. Когда закончился запас еды, друзья купили хлеба и сыра у местного пастуха-торчина. В этот день они миновали последнюю, самую южную линию Змиевых валов, шедшую по Роси. Впереди была степь, от которой уже не заслоняли никакие укрепления.

— Теперь надо выходить к Днепру, — сказал Дмитрий. — Там можно присоединиться к какому-нибудь торговому каравану. А ехать посреди степи уже опасно.

— Да, теперь все заслоны позади, — вздохнул Шумило, оглядываясь на огромный вал вдоль реки. — Недаром их Змиевыми валами назвали. Человеку такое не под силу.

— И я так раньше думал, — заметил Дмитрий. — Ведь красивая сказка: Змея запрягли в плуг, скованный Козьмой и Демьяном, и заставили проложить по степным просторам огромные валы. Людям нравится верить во все чудесное. Но проживи хоть сто лет, клянусь, нигде не встретишь ни Змея, ни Соловья-разбойника. Вот обыкновенных злодеев вроде Быкодера или хана Боняка встретить можно. И пожалуй, они пострашнее тех, которые с крыльями и тремя головами.

— Значит, эти валы — дело рук человеческих? — усомнился Шумило.

— Похоже, что на этом свете люди все сооружают сами, — философски изрек Никифор. — Даже собственных богов рисуют, лепят и высекают из камня.

— Так и до богохульства договоришься, — усмехнулся Дмитрий.

— Нет, я-то как раз помню заповедь «не сотвори себе кумира». — Никифор искоса взглянул на друга. — Но есть люди, которые об этом забывают. И так упорно думают о каком- нибудь создании человеческом, что и не замечают, как у них в душе воздвигается идол.

Туманный намек грека не понравился Дмитрию, и он уже хотел сказать что-то раздраженно-сердитое, но тут Никифор, протянув руку вперед, воскликнул:

— Глядите! А вот и настоящий идол! Значит, мы уже в команских[31]землях!

Выехав из редколесья на степную равнину, друзья увидели каменную статую, обращенную к востоку и держащую у себя в руке перед пупком чашу. Они подъехали ближе к степному изваянию.

— Наверное, здесь похоронен богатый половецкий вождь, — заметил Дмитрий. — Бедняки делают своим предкам статуи из дерева или войлока.

— Видел я, как половчане поклоняются этим каменным идолам, — сказал Шумило. — Спины гнут и копья в землю втыкают. А еще приносят в жертву овец. Да и не только овец. Бывает, что и пленных детишек. Одно слово — поганые изверги эти поло… — Шумило вдруг запнулся, покосившись на Дмитрия.

— Ничего, я не обижаюсь, — невесело усмехнулся Клинец. — Ты же имел в виду не таких половчан, как моя мать. Тот, кто принял истинную веру, — уже не поганый.

— Все народы когда-то были дикими и приносили жертвы своим богам, — сказал Никифор. — Просто степняки дольше других задержались в грубом язычестве. Это потому, что они кочевые, землю не обрабатывают. Нет у них своей богини Деметры[32]. Она первая смягчила нравы и вывела людей из дикости.

— Что ж, значит, хорошее дали мне имя[33], — улыбнулся Дмитрий.

— А у меня крестное имя такое, что и выговорить трудно, — Калистрат, — сообщил новгородец.

— Отчего же, славное имя, — возразил Никифор. — По-гречески означает «прекрасный воин». Когда окажемся в Херсонесе или в Константинополе, только так и будешь называться, а про Шумилу забудь.

Быстро надвигалась ночь, и друзьям пришлось расположиться на привал под открытым небом. Они выбрали самый раскидистый дуб, набросали к его подножию охапок травы и, закутавшись в плащи, улеглись на это неуютное ложе, моля Бога, чтобы ночью не пошел дождь. Кошель с деньгами спрятали в дупло дуба, лошадей привязали к ближайшим деревьям.