– К сожалению, помочь ничем не могу. У меня нет ни контактов с этой организацией, ни ее координат.

– И вы никогда не слышали о ней.

– Нет.

– Но вы же занимаетесь похожими проблемами!

Он бросил на меня взгляд искоса.

– Ну и что! К сожалению, мы в России зачастую оторваны от мировой науки. Раньше во времена СССР можно было хотя бы заказывать соответствующую литературу и знать, что происходит в мире. Сейчас эта система разрушена и все зиждется только на личных контактах. Кому-то удалось их установить, кому-то – нет. Так что хотел бы помочь, но увы…

Мы замолчали и какое-то время в салоне автомобиля звучала музыка. Селион Дион сменила Шакира.

Ну вот и все! – подумала я, грустно глядя в окно. «Последняя инстанция» действительно оказалась последней. И Эва остается одна со своими проблемами. Толку от меня никакого.

– Приехали.

Мы въехали во двор, и врач притормозил около детского городка.

Только бы не разнюниться, только бы сохранить нормальное лицо. Не получилось – и не надо. Мне почему-то не хотелось перед Дмитриевым выглядеть расквасившейся плаксой.

– Спасибо. – Я старалась не смотреть на Дмитриева. – Не хотите подняться и выпить чай, кофе? – я подумала, что если он задержится, то я могу еще раз попытаться его разговорить.

– Я как раз хотел попросить вас о простом стакане воды. Жара!

В молчании мы поднялись к квартире Милены Сергеевны. Дмитриев быстро выпил полную чашку воды и уехал, попрощавшись.

На следующий день я подумала, что была недостаточно настойчива и что мне нужно попытать удачи еще раз. Я снова поехала на работу к Дмитриеву и не могу сказать, что он обрадовался моему появлению.

– Я вроде бы вам все вчера объяснил. И сказал, что ничем не могу помочь.

– Зато я рассказала вам далеко не все.

С минуту-другую он смотрел на меня, словно что-то взвешивая про себя, потом выдохнул.

– Ладно. Давайте опять поговорим в машине в конце рабочего дня. Погуляйте пока где-нибудь, а потом – приходите. Договорились?

Я кивнула.

Четыре часа я просто бродила по Москве, прогулялась по Красной площади, посидела в скверике возле Большого театра, зашла в ГУМ и прошвырнулась по бутикам – просто так, чтобы убить время. Потом посмотрела на часы и поехала на работу к Дмитриеву.

Когда я дошла до места, как я влезла в номер и обнаружила листы бумаг с загадочной абревиатурой, мой собеседник взглянул на меня с веселым изумлением.

– Так и залезли в номер?

– Так и залезла.

– Да вы авантюристка!

– Мне просто очень нужно помочь сестре. – Я сглотнула. – Очень.

– Понимаю… Но я по-прежнему не знаю, чем вам помочь. Давайте договоримся так. Вы оставьте мне свой телефон, а я со своей стороны попробую навести справки об этой организации. Если удастся что-то накопать, я сразу перезвоню вам.

Тут у него зазвонил сотовый, и он кивнул мне на прощание. Я вылезла из машины и направилась к подъезду.

Лифта не было, и я решила идти пешком на пятый этаж.

В холле было темно – перегорела лампочка; мои ноги почему-то прилипли к полу, и я ужасно не хотела идти дальше. Может, позвонить соседям? Пусть посветят? Но я никого не знала, а беспокоить незнакомых людей не хотелось.

Я собиралась вставить ключ в дверь, но она от моего невольно толчка открылась. Я машинально сделала шаг вперед и передо мной возникла картина жуткого разгрома. Вспоротые стулья, распотрошенный диван, откуда лезли белые клочья, похожие на сахарную вату… Под ноги попалась кукла на чайник. Я подняла ее и положила на тумбочку в коридоре. Где-то капала вода, и этот звук вывел меня из оцепенения. Медленно, на цыпочках, я отступила назад и осторожно закрыла за собой дверь. И тут я сорвалась с места. Я неслась по лестнице, рискуя сломать себе ноги, и вылетела на улицу, судорожно оглядываясь по сторонам. Только бы он еще не уехал!

Кирилл Андреевич сидел в машине и уже собирался отъезжать. Машина зарычала, и тут я кинулась наперерез. Не рассчитав силу прыжка, я свалилась под колеса, потирая ушибленный бок.

Врач мгновенно выскочил из машины.

– Вы что ненормальная! – закричал он. – Под машину бросаетесь. А если бы случилась серьезная травма.

– Пусть! – прошептала я побелевшими губами. – Вы мне очень нужны. Пожалуйста, – я вцепилась в его руку.

– Что случилось?

– Там… там… – мои зубы клацали. – Они все переворошили. Полный погром в квартире. Я как увидела…

– Серьезно?

Я качнула головой.

– Садись в машину! – скомандовал он. – Быстрее.

Я нырнула в машину, и он резко крутанул руль вправо.

– Ты кого-нибудь видела?

– Нет. Никого.

– Это хорошо.

– Почему?

– Потому что оставлять в таком деле свидетелей никто не будет.

– Понятно. И что теперь делать?

– Не знаю. Куда тебя везти теперь?

Я закрыла лицо руками.

– У меня в Москве никого нет. Так что, наверное, на вокзал…

– Снимала квартиру?

– Это квартира знакомых.

– Понятно. Тогда едем ко мне. Особых удобств я тебе не обещаю, но пожить день-два можно.

Я кивнула.

– Только… – он замолчал. – Аську бы не испугать. Это дочь моя. Она боится незнакомых людей. – Он говорил неохотно, скупо, с трудом разжимая губы. – Ладно, это я беру на себя.

Оставшуюся дорогу мы молчали. Пару раз я ловила на себе взгляды своего спутника, но как только я поворачивалась к нему, взгляд переводился на дорогу.

Мы остановились у сталинского дома, и врач сказал сухим тоном, не глядя на меня:

– Значит так. Ты – моя дальняя родственница и приехала на пару дней. Договорились? К Аське особо не приставай. Она – девочка с характером.

– Хорошо.

Мои мысли путались и я думала только об одном: «Только бы они не добрались до Эвы!». Похоже, дело принимает серьезный оборот и погром в квартире – тому наглядное свидетельство.

Кирилл Андреевич стоял у двери квартиры и долго жал на кнопку звонка. Никто не подходил.

– Аська спит, а мы тут трезвоним.

Как бы в опровержении его слов за дверью раздались робкие неуверенные шаги.

– Идет. – И на лице врача появилось выражение необыкновенной нежности. Я подобралась.

Сначала блеснул глазок, потом Дмитриев сказал:

– Асенька, это я. Открывай.

Послышалась возня с замками. Дверь приоткрылась на дверную цепочку. Показался карий глаз и прядь светлых волос.