Неожиданно заросли камыша появились передо мной вдалеке от берега. Я встал возле них и опять забросил. Глубина не изменилась. Поплавок тянуло по течению и, поклевка не заставила ждать. Плотвичка грамм на сорок мною была пренебрежительно отпущена. Потом я вспомнил – это неплохой живец, но было поздно. Предварительно, в вечерней беседе за чаем, я выспросил Андрея, и знал, что недалеко от его дома в озеро впадает река. Она течет по острову, и ее устье может оказаться привлекательным для рыбы.

С грехом пополам освоив греблю веслами-бревнами, я плыл поуверенней и в километре от начала пути обнаружил заросли камыша, а в них протоку метров десяти шириной. Протока смахивала на русло реки, и я в нее вошел. Распугав стаю водяных курочек, приткнулся к камышу и, померил веслом глубину. Протока глубину имела. На глаз до дна больше двух метров. Это открытие меня сильно порадовало, и я устроился, основательно, привязав шлюпку к связке камыша. Течение в протоке оказалось быстрым. Гораздо сильнее, чем в самом озере. Я, все же, бросил прикормку, наживил червяка и сделал первый заброс. Поплавок шел в проводку, резкая поклевка произошла, когда он поравнялся с бортом шлюпки. Я подсек и почувствовал рыбу. Пришлось брать сак. Попалась плотва грамм на триста. Частые поклевки крупной плотвы меня разбудили. Предыдущие попытки своей унылой безнадежностью нагнали сон. Огромное озеро, где другого берега не видно, заманчивые камышовые заросли и ни одной рыбки, а тут настоящий клев. В садке штук пять крупной плотвы. Неожиданно течение приостановилось. Небольшая пауза, и поплавок потянуло обратно. Такого я раньше не встречал. Течение менялось каждые сорок минут. Объяснить этого явления я не мог, но понял, что никакого русла я не нашел. Нашел глубокую протоку. Теперь я держал снасть на течении. Поплавок на напряженной леске ушел под воду, я подсек. Тяжелая рыба потянула вглубь. Я отпустил катушку и, тормозя леску, дал рыбе немного свободы. Но не ослаблял. Поняв, что можно рыбу остановить, понемногу подкрутил катушку. Тяжело сопротивляясь, пленница двигалась ко мне. Крупный золотистый бок, блеснувший в воде определить, кто стал трофеем, мне не позволил. Это не лещ, потому что длиннее и толще. Голавль не золотой, а серебряный. И голавль такого размера вел бы себя агрессивнее. Подсак с трудом вместил добычу. В лодке, разглядывая трофей, я, наконец, сообразил, что поймал язя. Меньше двух, но больше одного килограмма, решил я на глаз. Сигарета победы, и новый заброс. Спешу, пока течение не изменилось. Рыбалка сразу обрела смысл. По крайней мере, насмешки Андрея меня уже не ждут. Снова поклевка, но рыба не та. Хоть и упирается вовсю. Достаю окуня граммов на двести, но жду настоящую рыбу. Теперь я знаю – она тут есть. Через пять минут снова язь. Его крепкая губа держит крюк отменно. Подвожу, как и первого и он мой. Азарт забирает меня целиком.

Первый «блин» на Чудском не вышел комом. Даже если я больше ничего не поймаю, рыбалка получилась. Но язь берет снова. Опять вывожу и достаю сачком. Потом следую три поклевки мелочи. Мелочь не беру. Знаю, на живца ловить не стану. Щуку я добуду и на речке под окнами моего дома, а язь для меня редкость. За всю рыбацкую практику он мне попадался всего несколько раз. Опять забрасываю, но течение снова меняется. Язь брать перестает. Крупная плотва продолжает. Снимаю со спиннинга поводок, цепляю крючок десятку и прибавляю груз. Кидаю на середину протоки, в сторону течения. Насадка ложится на дно, поплавок ложится на воду. Решаю глубину не менять. Поклевка странная, поплавок пляшет на месте, затем идет по течению. Подсекаю – язь. Это уже четвертый. Достаю печенье, бутерброд и бутылку холодного чая. Солнце давно взошло и можно снять куртку. Летнее тепло в сентябре приятный подарок. Надо мной пролетает стайка уток. Они хотят сесть, но заметив человека, шарахаются в сторону. Это не моя река в поселке, где утки живут нагло и открыто, как домашние. Эстонцы уток возле дома не стреляют, а подкармливают. На Чудском они – дичь.

Течение поворачивает назад. Забрасываю и жду. Поклевка минут через шесть. По тяжести – мой язь. За полчаса ловлю еще трех. Затем клев прекращается.

Даже плотва не желает моего червяка. Отвязываюсь и, взяв в руки бревна, гребу к дому. Работенка еще та. С погодой везет. Озеро тихое и нежное. По тому, как берега возле жилищ обложены валунами, понимаю, что оно таким бывает не всегда. Староверы зря столько булыжников на берег не притащили бы. На пристани меня встречает Люся. Желание похвалиться уловом огромное, но, понимая, что на этом острове народ сдержанный и чувств показывать не привык, молча подгоняю лодку.

– Как успехи? – Спрашивает Люся.

– Немного есть, – скромно отвечаю я. Люсе было приятно, что ее протеже не подкачал.

Первая рыбалка изменила отношение ко мне на сто восемьдесят градусов. Андрей из своих сеток добыл десяток судачков-карандашиков грамм по триста. Я же привез около десятка двух килограммовых язей, и еще килограммов пять плотвы с окунями. Днем топили баню, и Андрей коптил рыбу. Затем мы с Люсей погуляли по острову, и она мне показала свою школу, дом, где жила молодой учительницей. Рассказала о шалостях своих учеников. Они могли привязать телегу на трубу дома, где жил не симпатичный им учитель или кто другой. Могли заморозить зимой дверь неугодного, залив ее водой, чтобы дверь замуровал мороз, и прочие детские шутки.

Я с трудом верил, что мой степенный и поэтичный тезка Андрей на такое способен, но именно он и ходил в заводилах и слыл не последним выдумщиком подобных затей.

Суровая на вид, наша хозяйка днем сходила в церковь. Староверы праздновали один из своих праздников. Церковь, окрашенная в зеленый цвет, находилась рядом. На острове все близко. Но только одна половина его жилая. Делит остров на части жилую и не жилую, протока. Почему люди не селились за протокой, членораздельно никто не объяснил. Вечером на рыбалку не пошел. Баня и легкое застолье входило в протокол. Я как гость обязан ему следовать. Но должен признаться, что делал это с удовольствием. Люди на острове замечательно интересны. Тут случаются и любовные драмы, и удивительные поступки. Рыбаки-островитяне, бывшие ученики Люси продолжают «шутить». Если косяк с рыбой, по их мнению, объявился за чужой русской границей, нарушают и ловят заграничного леща и судака. Бывает, и попадаются пограничникам. Тогда их сажают в местную, миниатюрную тюрьму. Я когда-нибудь обязательно о них напишу отдельную книгу. В этот же раз рыбацкая тема меня ограничивает. Да и маловато одной поездки, чтобы по-настоящему понять жизнь острова. Что она не ординарна и заслуживает писательского интереса, несомненно.

Воскресная зорька не предвещала перемены погоды. Реабилитировав рыбалку с удочкой перед лицом моих хозяев, я получил к шлюпке мотор. Теперь до своей протоки, а я направился именно туда, добрался за десять минут, против вчерашнего часа. Вместе с краем солнца, на небе появились облачка, а за ними пошел ветерок. Имея мотор, я решил, перед тем как встать на знакомое место, немного покататься и осмотреться. Без труда обнаружил устье реки, к которому вчера стремился. Устье оказалось мелководным и заросшим кувшинками. Между тем, ветерок крепчал. Я вернулся в свою протоку и встал под камыш. Тут было тихо, но течение в протоке неслось бешено. Эта была совсем другая вода, и ловить надо было по-другому. Клев не обнадеживал. Плотва не брала, но язя я через полчаса выловил. И больше поклевок не было. Ветер уже добрался и сюда. Камыши шуршали и их верхушки ложились к воде. Единственный катер уходил с острова в два часа дня. Имея мотор, я рассчитывал добраться минут за десять. Постояв еще час без клева, решил плыть домой. Ветер становился ураганным.