– Они как-то вспоминали о тебе, думали я вышел поговорить по телефону и не слышу.

– Да? – сердце щемит от его слов.

– Милана скучает и мама тоже, отец только вздыхает. Они не хотят общаться с тобой из-за меня, не хотят меня ранить.

– Два года не виделись, – аккуратно кладу игрушку на стол и невидящим взглядом упираюсь в глянцевую поверхность. Время летит со скоростью света. Работа, Мали, домашние дела. Только какие-то праздники или большие события затормаживают, заставляют обернуться назад.

– Есть еще кое-что, что тебе нужно знать, – Тим смотрит себе под ноги, не в силах взглянуть на меня.

Я весь день чувствовала это в нем. Какая-то тревожность. Тим рассматривал меня, думал и молчал.

– Говори, – я уже знаю, с кем связаны эти новости. По-другому и быть не может.

– Ренат, – Тим все же поднимает глаза, – он женился.

Вдох застревает в моем горле, взгляд мечется по кухне, перескакивая с детских рисунков Мали на ее игрушки. На шарики под потолком, на ее сладкий торт. Боль душит, но я знала, что так может быть. Должна же была быть к этому готова.

Но не оказалась.

– Ты плачешь, – Тим опускается передо мной на колени и его лицо оказывается совсем рядом с моим. Теплые ладони обхватывают мое лицо и стирают мокрые дорожки.

– Прости, я, – слабо обнимаю его ладони и с силой жмурю глаза, – оказалась не готова. Теперь у Мали точно не будет отца. Нет, я все понимаю, просто…Как будто тот последний маленький шанс ускользнул и теперь точно все. Черт, Тим, – сжимаю с силой зубы, – ты не должен это слушать. Только не ты.

– Соня, – мои губы накрывают его. От неожиданности приоткрываю рот и чувствую, как горячее дыхание наполняет меня. Давно забытый вкус нашего поцелуя сразу оживает. Тим не напирает, целует нежно. Язык проникает в мой рот, заставляя замолчать. Тимофей весь такой – обволакивающий, ласковый, как морской прибой. Он накатывает постепенно, заставляя забыть обо всем.

Поцелуй прерывается, и я хватаю необходимый мне воздух, смотрю на Тима расширенными глазами.

– У вас больше нет ни единого шанса. Зато есть у нас, – его глаза подергивает пелена. Они такие страстные и жаждущие, такие родные. Как же Тим мне необходим сейчас. И уже все эти установки о том, что так нельзя перестают работать.

Я устала, просто хочу не думать. Отдать кому-то другому эту возможность решать все за меня, хотя бы ненадолго.

Что бы ни случалось в моей жизни, какое бы страшное потрясение не обрушивалось на меня, Тимофей всегда вытаскивал. Был рядом, обнимал и заслонял собой. Мой лучший в мире друг, который безумно любит меня.

Ведь это так просто – нужно только перестать сопротивляться. Дать ему возможность любить меня. И я знаю, Тим будет делать это за нас обоих, как делал и раньше. Будет рядом, всегда поддержит, позаботится о Мали. Она ведь тоже обожает его, скучает каждый раз, когда Тиму приходится уезжать и ждет каждого его появления.

Тим тянет меня на себя, ловит в свои объятья. Наши тела сталкиваются и через тонкие слои одежды, я чувствую жар его тела. Запах знакомой туалетной воды обволакивает, напоминает о часах, проведенных в его объятьях. Крепкие ладони скользят по моей талии и накрывают бедра, прижимают к его телу. Тим склоняется и целует мою шею, самые чувствительные ее места. Царапает нежную кожу легкой щетиной.

Я слышу свой бесстыжий стон, который не в силах сдержать. У меня так давно не было мужчины, никто не целовал и не касался моего тела почти два года. Такой длительный срок.

Моя спина опускается на твердый паркет кухни и тело сверху придавливает. Тимины прерывистые стоны раздаются над моим ухом, затем горячие выдохи обжигают кожу груди. Он целует, медленно расстегивая пуговички на моей блузке, прокладывает влажные дорожки на коже, а я все никак не могу его остановить. Еще чуть-чуть, совсем немного. Пальцы зарываются в мягкие огненные волосы, тянут за них.

Тим подается вперед и наши глаза опять встречаются. Он так возбужден, что с трудом фокусируется. Я пытаюсь что-то сказать, но Тим опять затыкает мне рот поцелуем, страстным, не сдержанным. Руки ползут вниз по моему платью и задирают подол, с силой сминают его и сжимают бедра.

– Соня, как же я тебя люблю, – до меня доносится сбивчивый хриплый стон, – так хочу тебя, с ума схожу.

– Тим, подожди, – ладони упираются и скользят по его плечам.

– Почему? – жадные поцелуи жалят кожу шеи и груди, – пусть это будет просто секс, Соня. Ты же хочешь, я вижу.

– Тебе не нужен просто секс, Тим. Не обманывай ни меня, ни себя, – стискиваю кулаки и упираюсь ему в грудь.

– Ты права, – Тимофей зависает надо мой. Он обхватывает ладонью мое лицо и проводит большим пальцем по моим губам, – я хочу семью. Тебя. Мали. Хочу, чтобы мы поженились, как задумывали раньше. Хочу заботиться о вас. Соня, я же идеально тебе подхожу. Люблю тебя и дочку, уважаю твою работу, перееду в Питер насовсем. Я помирю тебя с родителями и Мили. Они простят. Все вернется, только скажи да.

Его взгляд опять падает на мои губы, и он вплотную приближается к ним, касается своими.

Я глубоко и часто дышу, отчаянно смотрю на Тима, сжимаю кулаками рубашку на его груди. Все внутри требует поддаться, сказать да. Ведь Рената в моей жизни больше не будет никогда. Он выбрал другую женщину, у них будут дети. Его и ее. Ренат будет их любить. А мы с Мали станем лишь ошибкой прошлого.

Как же я устала, как хочется сказать да.

Медленно выхожу из самолета, ступаю на родную землю и ловлю дежавю. Опять август, опять жара по меркам родины. А мне зябко. Слишком редко бываю, чтобы помнить наш климат.

Хотя, может, и не стоит вспоминать, я здесь ненадолго.

У Миланы родился второй ребенок, у мамы умер брат, отец перенес инфаркт. Слишком много всего произошло в нашей семье, чтобы продолжать ее игнорировать.

Мама позвонила и слезно умоляла приехать хотя бы ненадолго, чтобы поддержать ее, подбодрить отца и порадоваться за сестру. О брате, как всегда, ни слова.

О Тимофее со мной никто больше не разговаривает.

И о Соне тоже.

Все, что я получаю, это редкие статьи о Сониных выставках и ее работы, которые иногда покупаю. Никогда не был ценителем современного искусства и вряд ли стану. Но именно работами Сони я проникся. Еще после ее отъезда добавил в закладки аукцион с ее работами и всегда первым узнавал о поступлении скульптур в открытую продажу.

Первой была розовая Соня. Никогда не сомневался в ее смелости, но та обнажённая скульптура заставила меня трепетать, ударила в самое сердце. Дело было не в том сексуальном подтексте, который был выставлен напоказ в виде ее обнаженного тела, а в той боли, беззащитности и решительности, которую, как мне казалось, она хочет передать. Та черная бездна, из которой она вырывалась, мерещилась мне воплощением меня самого. Ведь именно таким она видела меня весь наш короткий несчастный брак?