— Ничего подобного, — Вика хмурится.

— Да есть что-то, — поднимаю взгляд. — Он тебе точно не отец?

— Нет! — рявкает и сжимает перила. — Просто она повторяет. Он при ней много смеется.

— Он, кстати, однажды ее учил, как смеяться, чтобы пугать людей, — Мария прижимает Соню к себе. — Она была в восторге.

Вика беспомощно переглядывается со мной, кусает губы и тихо приказывает:

— Тащи ее в дом, будем переучивать. Я от “дяди Юры” с косичками и в розовом платюшке умом двинусь.

— И какому смеху ты будешь ее учить? — я не могу удержаться от ехидного вопроса, пусть и понимаю, что сейчас лучше не колоть Вику издевками. — Я от тебя смеха вообще не слышал.

— Как это не смеялась? — вскидывает бровь. — А в машине после встречи с очаровательной Ладой? Хотя согласна, это не тот смех, которому надо учить Соню. Подожди секунду…

Грациозно откидывает волосы за плечи и кидает хитрый взгляд на меня. Улыбается и звонко смеется. Улавливаю в ее смехе легкое презрение, снисхождение и разочарование. Очень выразительно. Соня на руках Марии удивленно сосет палец и медленно моргает.

— Вот так надо смеяться, доченька, над мужчинами, — ласково улыбается Соне.

— Мне тоже стоит такому научиться, — в изумлении шепчет Мария и семенит мимо.

— У меня, кажется, сотрясение… — хрипит Кирилл, прижимая кулак ко лбу.

— Да какой же ты нытик, — хватаю его за шиворот и тащу прочь. — Ты и в детстве таким был. Понтов выше крыши, а как получишь, так сопли наматываешь.

— У меня хотя бы хватило ума не спалиться с изменой…

— Спорное заявление, учитывая, что ты выпал с балкона, — встряхиваю его. — И язык прикуси, а то живым до матери не доедешь.

Нет, не будет никакого Виктории Романовне развода. Завела, унизила, и теперь с крючка точно не соскочит. Вздумает хахаля найти по настоянию дяди, то закопаю его живьем на ее глазах.

Меня, значит, отталкивает, отбивается ложками, убегает, а тут глазки распахнула и не шевелится. Этот момент омерзительного поцелуя въелся в мозг глубоким ожогом. И где ее “не прикасайся”, “уйди”, “отпусти”?! Дрянь такая.

Хорошо целуется, мать его… Вот какие ей мужики нравятся. Женоподобные, в узких брючках, с носом, как клюв воробья.

— Ты мне зубы…

— Да они же на месте, — глухо отзываюсь я.

И тут он выплевывает белый осколок с кровью на траву и матерится. Мило. Я ему не только нос подправил, но и его ровные прекрасные зубки. Надо было еще и ребра сломать, чтобы в следующий раз хорошенько подумал, прежде чем лезть к чужой жене.

— Новые вставишь, не в первый раз, — хмыкаю. — И тут дешевле выйдет, а сэкономленное на ринопластику пустишь.

Если бы я явился позже? Вика позволила бы ему зайти дальше поцелуя? В голове вспыхивает картинка, как она стонет под Кириллом. Рывком разворачиваю его к себе и бью в живот. Кашляет в лицо кровью, приваливается ко мне и жалобно клокочет.

— Да понял я, что серьезно облажался, Валер. Ну что ты сам никогда в таких ситуациях не был?

Глава 42. Друг для любви

— И что же ты изменяешь, раз людей выбрасываешь с балкона, — Кирилл шипит и выдергивает очередную колючку из предплечья, — и прям, сволочь, в шиповник.

— Ты можешь помолчать? — сжимаю руль.

— Боишься потерять бабосики Юры из загребущих лап? — Кирилл немного шепелявит.

— Я свои бабосики, если надо, заработаю, — до скрежета стискиваю зубы. — Слушай, я борюсь с желанием выкинуть тебя на трассу на полной скорости, а потом переехать.

— Что ты так завелся?

— Она — моя жена, тупой ты говнюк, — глухо рычу я.

— Ну, я не образец добродетели и чести, но ты как бы сам налево ходишь. Твоя жена шлюшку с балкона выкидывала?

— Нет.

— Может, патлы повыдирала?

— Нет.

— Рожу расцарапала?

— Нет.

Молчание, и Кирилл выдергивает очередную колючку:

— Короче, огреб по самое не балуйся только я, да?

— И я могу добавить.

— По логике вещей, это ты должен летать с балконов, Валер. Чего это дядя Юра у нас такой терпеливый?

— Он мне иначе мотает нервы, и да, тебе стоит дядю Юру остерегаться. Ты ему не нравишься.

Я готов Юре помочь скрыть тело Кирилла, если понадобиться. Это бы нас сблизило в качестве родственников. Ничего так не сближает людей, как соучастников одного преступления.

— Да я жду не дождусь с ним встречи, — Кирилл с рыком выдирает очередную колючку, — и его “я же говорил”.

— А что он говорил? — заинтересованно кошу взгляд на его опухшую и расцарапанную рожу.

— Что у меня все пойдет по одному месту без помощи твоего отца и что я просру наследство своего, — со вздохом откидывается назад. — Я его просрал. Я банкрот, Валер. И если будет возможность заработать очки перед Юрой, я Вику на руках буду носить и с ложечки кормить.

— Вот же…

— Ну, знаешь, я бы мог быть на твоем месте.

— Нет, не мог.

— Но я же такой, мать вашу, бунтарь и был полон амбиций! — продолжает рычать раненым зверем. — На черта мне расписанная жизнь дядей и его другом, выгодная партия! Мне подавай заморских моделей, жару, пальмы, вечеринки, крутые тачки и модный лофт.

— Какая печальная исповедь, — хмыкаю я.

— И, вероятно, мне теперь стоит ждать сломанных пальцев от Юры?

— Так он никаким боком не поучаствовал в твоем гениальном плане наскочить на мою жену?

Я уверен, что Юра прекрасно знает о позорном возвращении Кирилла на родину. И, вероятно, ему уже доложили о том, что неуклюжий гость упал в кусты шиповника. Ржет сейчас в своем кресле с чашечкой кофе и злорадствует. И как мало мне надо, чтобы вывести из себя.

— А вези меня к нему.

— Что?

— Давай к нашему крестному отцу, — Кирилл закрывает глаза. — Мне стоило все же сначала к нему, но в который раз тупанул.

— Нет.

— Почему? Чего ты так напрягся? Кто-то тоже на плохих счетах у Пастуха?

Этот ехидный Пастух вполне может дать добро Кириллу поухлестывать за Викой, чтобы мне