Она молча скосила глаза в сторону коридора.

– Там? – спросила Анна.

Она кивнула головой в знак согласия и добавила:

– В подвале. Больше ничего не скажу.

Зашла группа молодых людей, смеясь и громко разговаривая, и заняли стол посередине. Официантка направилась к ним, и поговорить с ней уже не было возможности.

Анна смотрела в сторону коридора, и неведомая сила тянула ее туда. Воспользовавшись тем, что официантка занята, Анна вышла в коридор, который вел с одной стороны на улицу, с другой в подвал, где вход был загроможден бочками, ящиками из-под пива, пустыми бидонами. Она спустилась на одну ступеньку, но чья-то рука легла ей на плечо:

– Не делай этого, – услышала она за спиной.

Анна оглянулась, перед ней стоял старик с руками музыканта, что всегда сидел на своем месте с кружкой пива.

Анна спросила:

– Вы знаете, что там?

– Я-то знаю, а вот тебе лучше не знать.

Две девушки, смеясь, выскочили в коридор:

– Туалет здесь?

– Да, – ответила Анна и показала рукой. – Налево.

Оглянулась, а мужчины нет. Анна кинулась в официантке:

– Вы не скажете: куда делся мужчина, с которым я только что говорила? Он сидел за этим столиком.

Официантка на секунду задумалась и ответила:

– Не помню никого.

– Он всегда сидит за этим столиком. Длинные седые волосы, руки музыканта, пиджак в виде смокинга, только весь вконец потрепанный.

Официантка странно смотрела на нее и молчала.

– Только не нужно говорить, что это мне привиделось! – крикнула Анна и осеклась на полуслове. – Он там на фото…

И подвела официантку к фотографии висящей на стене.

– Это Берецкий, – ответила официантка. – Он пианист, то есть был пианистом. Только он умер…

– Не может быть!

– Я же говорю, что нечисть пришла в движение.

– Сколько нам ждать? – заволновались, сидящие за столиком парни. – В горле уже пересохло!

Официантка вернулась к посетителям, а Анна выскочила на улицу и увидела силуэт Берецкого, скрывшийся за поворотом…

Не теряя ни секунды, Анна побежала за ним. Улица была пустынной, она завернула в проулок и вскоре уткнулась в калитку. Это был очень старый, почти разрушенный двухэтажный дом. Двор был безлюден и тих, и эта тишина казалось враждебной. В окнах ни света, ни каких-то звуков. Обшарпанная входная дверь. На миг Анна усомнилась, стоит ли продолжать поиски и не лучше ли оставить все как есть? Нет, она должна разгадать эту тайну.

В подъезде остро пахло мочой, кошками и старыми окурками. На лестничной площадке всего одна квартира. Анна протянула руку и прикоснулась к кнопке звонка. Звук гулко отозвался в глубине квартиры. Она нервно ждала, но никто не открывал ей дверь. Подождав немного, она опять нажала на кнопку звонка. Послышался какой-то шум, и снова все смолкло. Она прижалась щекой к двери… и она открылась…

Анна осторожно заглянула внутрь и тихо спросила:

– Тут есть кто-нибудь? Можно войти?

Ей никто не ответил. Она зашла, в коридоре было темно и тихо. Атмосфера этого мрачного дома была настолько странной и пугающей, что Анна уже хотела отказаться от своей затеи. Внутри никого не было – ни живого, ни мертвого. Она стояла и ждала, чувствуя, как бешено колотится сердце, словно в предчувствии чего-то нехорошего. Анна еще раз спросила:

– В доме кто-нибудь есть? Можно я зайду?

– Ты уже зашла, – послышалось где-то сбоку.

Было в этом голосе что-то безумное и безжизненное. Она с опаской шла по темному коридору на голос, Берецкий сидел в кресле, в руке у него был бокал с чем-то темным. В камине горел огонь. На столе стояла бутылка коньяка, ваза с засохшими цветами, пепельница, полная окурков. Тяжелый запах табака, сырой штукатурки, плесени прочно въелся в обивку кресел, в занавески, обои. Воздух был спертый и затхлый. Как он может жить среди этой грязи, тяжелого запаха и запущенности?

Хриплым голосом Берецкий продолжал:

– Как я любил Матильду!

– Я видела вас на фото…

– Зачем ты тут? Слабое напоминание о ней.

– Женщинам такое не говорят, – обиделась Анна. – Конечно, я понимаю, что мне далеко до Матильды, но не нужно так меня принижать.

– Таких, как Матильда, больше нет…

– Тогда я пошла, – развернувшись, Анна пошла в сторону выхода.

– Обиделась?

– Нет, уже привыкла, – пожала плечами Анна. – Вы не первый, кто сравнивает нас, и обычно сравнение не в мою пользу.

Берецкий сидел и неподвижно смотрел на огонь. Только сейчас Анна разглядела его лицо. В глубоко запавших глазах таилось нечто безумное, у рта горькие морщины, кожа потрескавшаяся, как пергамент.

– Подождите, как вы могли знать Матильду? – спросила Анна. – По всем подсчетам этого быть не могло… Столько лет прошло…

Берецкий проигнорировал ее, продолжая смотреть на огонь и разговаривать самим с собой:

– Она любила и понимала музыку – редкая женщина. Я часто играл ей Бетховена…

– Это невозможно! При всех подсчетах вы никак не могли знать Матильду! Это невозможно!

– А что возможно?

Анна подошла чуть ближе к нему и смущенно спросила:

– Можно до вас дотронуться?

Берецкий молча протянул ей руку. Анна медлила, ей было страшно. Он еще ближе поднес свою руку к Анне, но та отпрянула от Берецкого.

Он скрипуче засмеялся:

– Чего ты испугалась?

– Да, мне страшно. Боюсь, что вы не живой. Я уже запуталась и часто не понимаю, кто вокруг меня живой, а кто…

– Какой же я, по-твоему?

– Призрачный, эфемерный, виртуальный, – Анна пыталась подобрать слова.

– Уверена, что ты не эфемерна?

– Нет, не уверена. С каждым днем я все больше и больше сомневаюсь в том, что я реальна.

– Как доказать, что все окружающее нас не эфемерно?

– Вот этот огонь реален, это не химера. Смотрите!

Она дотронулась до огня и, вскрикнув, отдернула руку. Показывая ладонь Берецкому, на которой уже появлялся волдырь, она сказала:

– Огонь реальный, он оставил реальный ожог, что бы вы ни говорили. Видите! Боль была настолько реальная, что из-за этой боли на глазах выступили реальные слезы. А вот насчет вас я не уверена, – покачала головой Анна.

– Так легко проверить, стоит лишь дотронуться до моей руки – снова протянул ей руку Берецкий.

Она отскочила в угол. Этот полоумный музыкант, выглядевший как пришелец с того света, жутко пугал ее.