— Ну, вот и все, — услышала я, когда подошла ближе, — я приготовил для тебя волшебное лекарство. Если ты будешь пить его, то очень быстро поправишься. Правда, оно очень горькое. Но ты же смелая девочка и ничего не боишься, верно?

— Может добавить мед? — не удержалась я и влезла со своим рацпредложением. — И тогда лекарство станет сладким.

— Вот еще, — весело фыркнул доктор Джемсон, недовольно сверкнув глазами в мою сторону, — портить мед горькой микстурой вовсе не к чему, да, Солька? Мед мы и потом слопать можем, верно? — он приподнял девочку и ловко сунул в приоткрывшийся ротик ложку лекарства. Солька скривилась, но проглотила все без остатка и слегка кивнула. И прошептала:

— Верно… Мед вкусный… я его никогда не пробовала…

— Значит попробуешь. — улыбнулся он, встал на ноги и, взяв меня за плечи, снова выпроводил за дверь. — А вы, лесса Феклалия, раз обещали, немедленно езжайте в город за медом!

И сказал, что я своим трагическим видом пугаю ребенка и не способствую выздоровлению. И, вообще, у меня еще одиннадцать детей, которые второй день разносят приют по камушку от безделья, и сбежавший в неизвестность мальчишка. И со всем этим тоже нужно что-то делать. А за девочкой он присмотрит сам.

Это было правдой. Измученные воспитатели пытались чем-то увлечь детей, но они разбегались в стороны, как тараканы. Пока ловишь одного, удирают еще пять. Надо было срочно что-то придумать, но у меня в голове не было ни единой мысли, кроме тревоги за Сольку. И Миклуху. Я вдруг поняла, что раз мальчишка не вернулся в приют, значит с ним могло что-то случится. А вдруг он тоже заболел и теперь лежит где-то в канаве с температурой.

Пометавшись по приюту я приняла решение. Доктор Джемсон прав. За Солькой он присмотрит лучше меня. Остальные дети, хотя ломают мебель, дерутся и сводят с ума воспитателей, тоже находятся в относительной безопасности. А вот Миклуху надо найти. Он остался совсем один в городе, и никому нет дела до его жизни и здоровья. Кроме меня. Потому что я хочу остаться жить в этом мире больше, чем когда-либо. Ведь у меня есть Солька. Проклятый материнский инстинкт и память тела!

За медом я отправила Иську. Когда я еще из города вернусь, а мед Сольке нужен сейчас. Я же обещала.

До города мы ехали медленно, я старательно разглядывала придорожные кусты: вдруг мальчишка свалился по дороге. За неделю проведенную в заботах о приюте окончательно пожелтели все деревья, а кое-какие еще и потеряли большую часть листьев. И теперь они расстилались на земле желто-оранжево-бурым ковром. И я надеялась, что издалека смогу разглядеть белую приютскую рубаху, в которой удрал Миклуха. Но ни в канавах, на в полупрозрачном осеннем лесу не было видно ни единого белого пятнышка.

В городе я прямиком поехала в полицию. А куда еще? У меня не было ни единой догадки, где могла бы проходить «стрелка», о которой говорила Солька. Дежурный полицейский встретил меня как родную:

— Лесса? — улыбнулся он, когда я вошла в темной помещение, — вы нашли вчера вашего ребенка?

— Нашла, — кивнула я, — но у меня сбежал еще один. И я хотела бы узнать, не попадал ли он в цепкие лапы закона? Мальчишка, лет десять на вид. Невысокий, худой, светловолосый, очень коротко стриженный, с серыми глазами. И он сбежал в белой приютской рубахе. Мы еще не успели справить им другую одежду. Звать Миклухой…

Полицейский задумался, почесал затылок, покопался в своих записях и ответил:

— Вчерась привезли одного. Похож на вашего, только одет в лохмотья… а так голова бритая, щуплый… вот глаза не помню, — мужчина почесал затылок, — помню левый заплыл совсем. Пацан в трактире пирог украсть хотел, так его побили маленько, а потом к нам сволокли. Имени он своего не назвал.

— Это мой! Это точно мой! Я уверена! — Закивала я так, что голова чуть не оторвалась. Потому что я врала и очень боялась, что полицейский увидит это по моим глазам. Это явно был не Миклуха. Ведь он сбежал ночью, когда этот мальчишка уже сидел в тюрьме. Но разве я могла оставить там ребенка?! Дети не должны попадать в тюрьму из-за сворованного от голода пирога. Или яблока. — Я могу его забрать?

— Конечно, можете, — пожал плечами полицейский, — оплатите убыток хозяину, штраф и забирайте. Он нам здесь совсем не нужен.

Через полчаса все было закончено. Я выписала чек хозяину за мясной пирог из кабанятины, который стоил как целый кабан, уплатила штраф в городскую казну и возместила полиции ущерб за содержание маленького вора под стражей. И мне выволокли избитого, с опухшим лицом незнакомого мальчишку.

Он был так слаб, что не мог стоять на ногах и свалился кулем на пол сразу, как полицейский выпустил его из рук.

— Забирайте, — кивнул он на валяющегося на полу ребенка. — Но, лесса Феклалия, вы совершенно зря вызволили этого волчонка. — Он слегка ткнул в него носком сапога, отчего мне захотелось врезать негодяю по роже. — Этим преступникам прямая дорога на каторгу. Ваш детский сад их не исправит.

— Посмотрим, — буркнула я. Присела на корточки и погладила мальчишку по стриженной голове, заметив, что волосы у ребенка черные, как смоль. — Эй, малыш, ты можешь встать? Мы поедем ко мне домой, в детский приют. У меня там много детей. Мальчиков и девочек. И ты будешь жить с ними.

Мальчишка поднял на меня мутные глаза. Он, кажется совсем не понимал, что я говорю. То ли от голода, то ли от побоев. Сердце сжалось от жалости. Я не люблю детей, повторила я про себя, но относиться к ним по-свински не позволю…

Поднять его у меня не хватило сил. Пришлось позвать Грена, чтобы он помог дотащить пацана до двуколки и уложить его на заднее сидение. Я стащила с себя шаль и старательно укутала ребенка. Ему нужно тепло.

Провела ладонью по грязной, впалой щеке, вздохнула и пробормотала:

— Где бы еще Миклуху найти…

Мальчишка приоткрыл глаза, шевельнул рукой, прижимая к себе пуховый платок и и еле слышно ответил:

— У него ночью стрелка должна была быть. В «Золотом тельце». Это трактир такой, — пояснил он…

Трактир «Золотой телец» оказался грязной забегаловкой на окраине городских трущоб. Я еле нашла извозчика, готового отвезти меня туда и подождать, когда я выясню про Миклуху. Наемные экипажи обычно не ездили в такие места, и мне пришлось заплатить втридорога, чтобы хотя бы кто-то решился поехать в городское гетто.

Грена с мальчишкой я отправила домой, переживала, что если буду таскать пацана с собой, то может случиться что-то непоправимое. А в приюте о нем позаботятся. И доктор Джемсон сейчас тоже там.

Трущобы начались как-то очень резко. Стоило свернуть с обычной улочки, как перед моими глазами внезапно предстали деревянные бараки разной степени ветхости. Каменные мостовые закончились мгновенно, и колеса наемной двуколки утонули в грязи до середины. Ямы и колдобины заставляли коляску опасно крениться, и я вцепилась в боковые стенки обеими руками, чтобы не выпасть прямо в грязные вонючие лужи.