Очень в этом году была довольно сухой, и редкие дожди не могли быть причиной отвратительного состояния дорог. Скорее всего это было таким же признаком гетто, как ужасающая нищета. Дети, бежавшие за мной выглядели ничуть не лучше моих беспризорников. Грязные, худые и голодные. Я сжала зубы и старалась не смотреть в их сторону. Я все равно не смогу помочь всем. Сейчас надо решить вопрос с теми, что у меня уже есть. А об остальных я подумаю позже. Тем более, у них есть родители…

На шум из деревянных бараков выходили и взрослые. Женщины смотрели на меня с тревогой, некоторые твердой рукой выхватывали из кучи ребятишек своих отпрысков и загоняли их домой.

А вот мрачные взгляды мужчин не сулили ничего хорошего. Я почувствовала себя куропаткой, бегущей прямо в лапы охотникам, которые уже развели костерок, чтобы приготовить на обед жареную птичку. Извозчик тоже занервничал и чаще хлестал лошадей вожжами, подгоняя их быстрее… он как будто бы забыл о том, что на такой дороге лошади могут переломать себе ноги.

Нам повезло. До трактира мы доехали без происшествий. Когда экипаж затормозил, я, не мешкая и не давая себе время подумать, спрыгнула из коляски прямо в грязь, слегка приподняв подол платья. Больше всего я мечтала поскорее убраться отсюда. Но уйти, ничего не узнав о Миклухе, мне не позволяла гордость.

Придерживая платье и стараясь наступать на места посуше, я поднялась по грязным ступенькам крыльца и вошла в трактир. Запахи перегара, пота, грязных носков, помоев, кислого пива, вина и подгоревшей пищи смешивалась в невообразимый коктейль, от которого тошнота подступила к горлу. Мне немедленно захотелось выйти и продышаться на свежем воздухе. Но я сжала зубы и направилась к стойке. Мне нужно найти Миклуху. Без мальчишки я отсюда не уйду.

— Добрый день, — старательно улыбнулась грязному, заросшему бородой трактирщику, который стоял за стойкой, заляпанной подсохшими лужицами пролитого пива, к которым прилипли дохлые мухи и жирные тараканы. — Меня зовут лесса Феклалия. Я ищу мальчика. Ему лет десять на вид, — перечисляла я приметы, но трактирщик не дождался, когда я закончу.

— Миклуха что ль? — поковырял он в ухе пальцем и вытер об себя то, что добыл. — Прибегал ночью в белой рубашонке. Говорил, что ты всех детей без одежи оставила, да в доме заперла, чтобы они не разбежались.

— Да! Миклуха! — я была так рада, что нашла ребенка, что улыбалась теперь почти искренне, — а вы не знаете где он сейчас?

— Дак где? — почесал затылок мужик, — небось на чердаке как всегда спит. У него тут стрелка вчерась была, почитай до утра почти болтали с тем мужиком. Ох, и мерзкий тип! Не люблю я его. Как придет, так потом обязательно что-то нехорошее случается.

— Что за мужик? — нахмурилась я. — Как его имя?

Трактирщик посмотрел на меня, как на дуру, и расхохотался, запрокидывая голову и показывая грязное горло, на котором противно дергался кадык.

— Откуда ж мне знать, — отсмеявшись зафыркал он, — я здесь почитай лет двадцать работаю, и точно знаю: чем меньше спрашиваешь, тем спокойнее спишь. Я б и тебе Миклуху не сдал. Да слышал, он вернуться собирался… Чего ему ноги топтать, коли ты сама на извозчике приехала.

Я выругалась, завернув трехэтажную конструкцию, чтобы выразить все свои эмоции по поводу случившегося. Трактирщик расхохотался еще громче, но при этом в его глазах появилось какое-то уважение.

— Так чего, лесса? Позвать Миклуху, али как? — спросил он.

— Позвать, — кивнула я. Надо как-то разговорить мальчишку. Я должна знать, с кем он встречался, и что хотел от него этот мерзкий тип. Очевидно, Миклуха связался не с самой хорошей компанией. А под их влиянием вряд ли из него вырастет хороший, достойный человек.

Ждать пришлось недолго. Трактирщик крикнул кому-то в темноту кухни, и через пару минут на шаткой деревянной лестнице без перил появился сонный Миклуха. В одной приютской рубахе, грязный и босой, он шел с закрытыми глазами, зевая и почесывая стриженную голову.

— Чего звал-то?! — крикнул он, замерев посредине, — я спать хочу!

Я с силой сжала зубы и кулаки, чтобы не выдать этому мелкому негодяю порцию заслуженных тумаков и не высказать все, что я думаю о его побеге. Солька заболела, я мотаюсь по трущобам, чтобы спасти его из канавы, а он дрыхнет в свое удовольствие и прекрасно себя чувствует.

— Чего-чего, — хохотнул трактирщик, — пришли за тобой.

— Лесса Феклалия?! — пораженно выдохнул мальчишка, открыв глаза и увидев меня. — а ты чего здеся делаешь-то?

— За тобой приехала, — ответила я ровно. Еще не хватало, чтобы пацан рванул и снова сбежал. Нет уж. Я сначала привезу его в приют, а потом придумаю, как наказать за нарушение правил.

— Да я сам бы пришел, — отмахнулся он и, легко сбежав по ступенькам, подошел к стойке, — Тяпа, плесни мне пива, а? А то голова болит, спасу нет. Я знаю, тебе вчера заплатили, чтоб ты меня утром накормил. Ой! — подпрыгнул он на месте, с возмущением оглядываясь на меня. Каюсь. Не выдержала и выдала крепкий подзатыльник. Пива ему? Пива?! Миклуха с обидой взглянул на меня. — Ты чего? Ща я поем, да поедем… А то в вашем приюте еда, как для стариков.

Трактирщик потянулся за кружкой, но замер, наткнувшись на мой убийственный взгляд. Я схватила Миклуху за шиворот рубахи и, приподняв над полом встряхнула:

— Я тебе сейчас покажу «пива»! — Зашипела я, забыв про цивилизованные методы воспитания, — я тебе сейчас покажу «для стариков»! Живо домой!

Перехватила пацана за грязное ухо и потащила за собой, не обращая внимания на возмущенные вопли.

— Пусти! — верещал Миклуха, шустро перебирая ногами, — да, пусти же! Больно!

Но я была неумолима. Не обращая внимания на удивленного извозчика, втащила мальчишку в коляску, усадила рядом с собой и приказала:

— Поехали!

Двуколка резким рывком рванула вперед. Извозчику самому не терпелось убраться из этой дыры, и он с радостью подгонял лошадей.

Я выпустила из рук покрасневшее и припухшее ухо Миклухи и вцепилась в худенькое тело мертвой хваткой, прижимая к себе. Чтобы не сбежали и не замерз. Он ведь так и был одет в одну рубашонку из тонкой нанки.

Миклуха тут же же прижал ладонь к уху и пробурчал:

— Больно же, лесса Феклалия! Я бы все равно пришел. Чего ты примчалась-то, все испортила. Чего теперь обо мне братва думать будет? Баба за ухо, как кутенка увела…

— Ты мне еще поговори, — рыкнула я и сжала его так, что косточки захрустели, а он охнул. Злость еще никуда не делась. — Я тебе не баба, а лесса Феклалия. Хозяйка всего вашего детского сада. И ты будешь делать то, что я говорю. Это во-первых. А, во-вторых, никакого пива! Ты еще слишком мал. Еще раз увижу, или услышу про пиво, одним ухом не отделаешься. Понял?!

Мальчишка недовольно сверкнул глазами в мою сторону.

— Чего это я мал-то? — буркнул он, — мне батя пока жив был, всегда пива наливал. А сейчас я уже взрослый…