– Снова пьешь? – В кабинете появился Георгий, а я даже не подумала оторвать свой взгляд от стучавшего по окнам дождя. – Павла, ты ведь понимаешь, что это не выход.

Судя по звуку, муж присел, а я опустила глаза в стакан, в котором хотелось не просто утопить разочарование, а утонуть.

– Понимаю. К тому же выход мы с тобой уже нашли. – Я резко поднимаю голову, которая слабо меня слушается, и мило улыбаюсь мужу.

– Да, но…

– Георгий, только не говори, что ты передумал? Что, сложно исправлять ошибки?

– Ты о чем?

– О том. – Делаю глоток и снова отворачиваюсь к окну. – Не нужно было нам заводить ребенка, я ведь знала, что это добром не кончится.

– Павла, может, не все так ужасно, как ты себе нафантазировала. На дворе давно уже не тридцатые и не пятидесятые, люди стали менее жестокими, а жизнь легче. В конце концов, у нашей дочери есть мы, а у нас с тобой не было подобной блажи. Может…

– Не может! – Я не выдерживаю, в сторону мужа летит опустевший стакан. – Не для того я всю жизнь из кожи вон лезу, чтоб в конечном итоге стать посмешищем! Лучше смерть, чем подобный позор! Я собственной рукой неоднократно подписывала бумаги на отчисление из моей школы малолетних шлюх. Я на каждом собрании поднимаю вопрос о нравственности и пристойном поведении старшеклассников, о чести и семейных ценностях. Я сотни раз вызывала к себе родителей непутевых девочек и будто первоклассников отчитывала их за плохое воспитание детей. Я столько раз заставляла людей краснеть за грехи их безответственных отпрысков и призывала не упустить младших, коль старшим уже ничем не поможешь. Я отказала в «помиловании» многим, не обращая внимания на слезы и мольбы, указывала на дверь. Никто в целом мире не переубедит меня в том, что потерянная девичья честь – пустяк, за который не стоит никого наказывать. Каждый должен отвечать в этой жизни за свои грехи, и я готова к этому. Но я не могу позволить ублюдку уничтожить собственную жизнь, наши жизни. Здесь и сейчас ты должен сделать выбор, Георгий: лишить жизни либо меня, либо не до конца созревший плод. Что скажешь?

Муж схватился за голову. Спасаясь от круговорота мыслей, он тер виски, рвал волосы, он сходил с ума, но выбор нужно было делать.

– Павла, за что нам это? Мы ведь старались воспитывать дочь правильно. У нее было и есть все, о чем мы в ее возрасте и мечтать не могли, зачем она с нами так?

Зажав лицо в ладонях, муж впервые за всю нашу с ним совместную жизнь заплакал. Странно было наблюдать за тем, как не менее жесткий, нежели я, руководитель целого поселка, внушительных размеров, сильный духом мужчина, плакал будто маленький мальчишка. Георгий Медведь за незначительную кражу легко отправлял в тюрьмы знакомых и соседей; за распространение алкоголя во время «сухого закона» не щадил матерей-одиночек, которые пытались выжить на доход от торговли этой отравой; он наказывал тунеядцев и лгунов; он сделал все для того, чтоб поселок «Радость» стал примером для подражания и гордостью района. Он был несгибаем, не шел на сделки и компромиссы, его, как и меня, невозможно было подкупить, а шантажировать было нечем. Нас многие недолюбливали, да что греха таить – ненавидели, но, уверена, завидовали и восхищались тоже многие. До недавнего времени мы всегда ходили с высоко поднятой головой, ибо свою репутацию не купили и не украли, а выстроили за годы добросовестного труда и жизни в согласии с собственными принципами. Только одна слабость была у Георгия Медведя, и только один человек имел над ним полную власть – я. Вне стен нашего дома он мог быть кем угодно, но рядом со мной он всегда оставался влюбленным в самоуверенную и эгоистичную практикантку юношей.

– Мне нечего тебе ответить. Я не знаю, почему так вышло. Возможно, все дело в том, что способность здраво размышлять передается через поколение. Возможно, и мы должны это принять, мы плохие родители и не доглядели. Хотя… Я не единожды вела с ней беседы о том, что жизнь слишком жестокая и несправедливая штука. Я всячески пыталась объяснить, что нужно жить мозгами, а не эмоциями. Я столько раз вела с ней разговоры о том, что репутация и честь – это то, что нужно беречь всю жизнь. Так что я не знаю, чего ей не хватило и почему наша дочь не услышала меня. Этих «возможно» на самом деле можно выдумать бессчетное количество, но это уже не имеет никакого значения. – Я встала у окна спиной к мужу, дождь успокаивал меня, а сердце старалось стучать с ним в унисон. – Кира всегда была крупной девочкой, но скоро это ее не спасет. Пузо вот-вот даст о себе знать, срок немаленький, и нужно действовать. У нее впереди вся жизнь, и в ней будет столько детей, сколько она пожелает, но это случится не раньше ее совершеннолетия, надеюсь, и замужества. Когда она начнет самостоятельно отвечать за свою жизнь – пусть делает с ней все что угодно, а пока будет так, как решим мы. Тебе ведь хорошо известно, как непросто выжить в этом мире ребенку, рожденному вне брака, и еще сложнее женщине, рискнувшей подарить ему жизнь.

– Да. Известно.

– Мы подарим нашей глупой дочке второй шанс на счастливое будущее. Это наша задача. В моем и твоем детстве не было родителей, которые решали бы наши проблемы, но мы-то у Киры есть. Когда-нибудь она еще поблагодарит нас за все, пусть даже сразу ей будет непросто принять и понять. Когда-нибудь она скажет нам «спасибо».

Муж за считаные секунды стал мрачнее тучи.

– Да, у нас не было родителей… Но в подобной ситуации еще неизвестно, что хуже.

– Что ты сказал?

– Да так, ничего.

От «Касатки» до дома Психологини мы добирались часа два: автобус, маршрутка и получасовая прогулка пешком. К этому времени солнца в небе не осталось, а землю неспешно поглощали прохладные сумерки.

В одной из серых многоэтажек незнакомого мне городка и ожидала нас пустующая однушка. Практически весь наш путь прошел безмолвно – Психологиня, видимо, переваривала полученную от меня информацию (даже практически не курила), меня же прошлое не отпускало, и в голове формировалось продолжение занятного триллера под названием «Жизнь Киры Медведь, рассказанная ею самой».

Квартира психологини была хоть и маленькой, но уютной. Начиная с коридора и заканчивая туалетом, везде царили чистота и порядок, в который с трудом верилось, глядя на внешний неряшливый облик моей новой знакомой. В комнате – шкаф, диван, тумба с телевизором, книжная полка, украшавшая одну стену, и десятки фотографий красивого мужчины и маленького ребенка – на другой стене. Зеленоватого оттенка обои придавали комнате свежесть, а уставленный цветами подоконник оживлял обстановку. Ничего лишнего, все самое необходимое.

– А вот и мои Толечка и Ксюша, – кивнув на фотографию, на которой очаровательный молодой мужчина бережно держит на руках белоснежный сверток, прошептала Психологиня. – Ради них и живу. Иногда представляю, что они живые, и разговариваю с фотографиями, что-то обсуждаю, советуюсь и, знаешь, уверена, что они слышат и отвечают, пусть даже я не вижу их светлых глаз и добрых улыбок. Но ничего, я всегда им обещаю, что, как только придет мое время, мы обязательно станем той счастливой семьей, которой не получилось стать в свое время.